Космический Апокалипсис - [175]

— Это ведь опытные образцы, Ююджи-сан, — Вольева подошла ближе к дисплеям и тщательно обследовала их. — О нет… ты просто болван, Саджаки, ты просто проклятый идиот! Клянусь, ты почти наверняка уже разрушил их! — было похоже, что она говорит сама с собой.

Саджаки какое-то время стоял молча. Хоури подумала, что сейчас он бросится на Вольеву и убьет ее одним неуловимым движением. Но Триумвир, скривив рот, разом повернул несколько выключателей, прекращая траление памяти Хоури. Он поглядел на гаснущие дисплеи, а затем грубо сорвал шлем с головы Хоури.

— Ваш тон… и выбор выражений… здесь неуместны, Триумвир… — произнес он. Хоури заметила, что его рука скользнула в карман брюк и нащупала там нечто, показавшееся ей похожим на шприц.

— Ты чуть не убил моего артиллериста! — сказала Вольева.

— Я еще с ней не закончил. Да и с тобой — тоже. Ты ведь что-то установила в этой аппаратуре, верно, Илиа? Сделала что-то такое, что пробудило тебя, как только она заработала. Очень изобретательно.

— Я сделала это, чтобы защитить корабельный ресурс.

— Да, разумеется…

Ответ Саджаки повис в воздухе, и в нем угадывалась угроза. Триумвир повернулся и не спеша вышел.

Глава двадцать третья

Орбита Цербера-Гадеса, Дельта Павлина, гелиопауза, год 2566-й

Получается, думал Силвест, какая-то тревожно симметричная ситуация. Через каких-нибудь несколько часов орудия из Тайника Вольевой начнут битву с погребенной иммунной системой Цербера. Вирус против вируса, зуб против зуба. А накануне этой атаки Силвест собирается вступить в бой с Расползающейся Чумой, которая поедает или — в зависимости от точки зрения — гротескно увеличивает в размерах пораженного ею Капитана. Эта симметрия, казалось, намекает на наличие некоего глубоко скрытого порядка вещей, о котором он, Силвест, мог лишь строить догадки. Это ощущение было ему не по душе — вроде он был участником игры, а где-то в середине ее вдруг обнаружил, что ее правила гораздо сложнее, чем он себе представлял.

Чтобы модель Кэлвина на бета-уровне могла работать, овладев сознанием Силвеста, последнему предстояло оказаться в состоянии ходячей полубессознательности, сходной с состоянием лунатика. Кэлвин будет обращаться с ним, как с марионеткой, получая сенсорный посыл непосредственно через глаза и уши Силвеста и пользуясь его же нервной системой, чтобы обрести желаемую мобильность. Он и говорить-то будет через Силвеста. Подавители нейронов уже привели Силвеста в состояние, похожее на полный паралич. Оно было столь же отвратительно, каким он запомнил его с прошлого раза.

Силвест думал о себе, как о машине, в которую Кэлвин должен был превратиться из призрака.

Его руки играли роль хирургических инструментов, срезая периферию поросли. Приближаться к сердцу Капитана было слишком опасно. Слишком велик риск переноса Чумы на свои собственные имплантаты. На каком-то этапе — в этот сеанс или в следующий — им придется подобраться к самому сердцу. Это неизбежно, но сейчас Силвесту не хотелось думать об этом. Сейчас они работали относительно близко к Капитану, и Кэлвин пользовался простыми безмозглыми роботами, которых забирали из других частей корабля, но даже и они обладали определенной восприимчивостью. Недавно один из них совершил ошибку и теперь был опутан сетью тонких фиброзных щупальцев Чумы. Хотя эта машина не содержала никаких молекулярных компонентов, выяснилось, что она стала легкой добычей и оказалась вполне пригодной для поглощения трансформирующей матрицей Капитана. Так сказать, топливо для его лихорадки. Теперь Кэлвину пришлось снова вернуться к самым простым инструментам, однако это была лишь временная передышка: на какой-то фазе — и без сомнения скоро — им придется ударить по Чуме единственным оружием, которое, возможно, сразит ее, — чем-то очень похожим на нее самое. Силвест ощущал, как мысли Кэлвина шевелятся где-то за его собственными. Это было не то, что с полным правом можно было бы назвать сознанием, — модель, которая руководила его телом, была не более чем подражанием, но где-то на перекрестье с его собственной нервной системой… казалось, что-то поднимается, растет, что-то готово перешагнуть через грань хаоса. Конечно, и теории, и его собственные предрассудки отрицали такую возможность, но какие еще объяснения могли существовать для того чувства раздвоения, которое возникало у Силвеста? Он не осмеливался спросить у Кэлвина, не ощущает ли и тот нечто подобное, ибо сомневался в том, что полученным ответам можно будет верить.

— Сынок, — сказал Кэлвин, — есть одна вещь, которую я уже давно хотел бы обсудить с тобой, но откладывал до нынешней минуты. Меня это тревожит, но я не хотел бы говорить об этом перед нашими… скажем, клиентами.

Силвест знал, что только он слышит голос Кэлвина. Ему пришлось сделать усилие, чтобы подавить желание ответить вслух, но Кэлвин уже успел перехватить контроль над голосовыми связками «хозяина».

— Сейчас тоже не время. На случай, если ты не заметил, мы сейчас находимся в разгаре операции.

— Именно об операции я и хотел бы поговорить с тобой.

— В таком случае, говори быстрее.

— Я не думаю, что здесь особо надеются на наш успех.