Космические тайны курганов - [8]

— А чем насыпали? — бубнит себе дальше Петро­вич. — Бульдозерами вот — и то третий месяц пошел. А они, конечно, вручную... И для кого? — для голоты. Горшок из грязи — и то не при каждом.

— Ну, если по нашим могилам судить... гвозди да пуговицы, — вмешался его напарник, Сашко. — Так де­лать вывод, что мы — дикари?!

Старик помолчал, а затем еще более рассудительно, желая позлить спорщика, выдал:

— Мы — не дурные. Так-сяк закопали, лопатой сверху приляпали — вот тебе и... А они оттакенную го­ру земли! Дурная ж работа!..

— Ха! — начал заводиться Сашко. — Вы, напри­мер, в Сталинграде бывали?

— Ну!

— Мемориал на Мамаевом кургане там видели?

— Когда я там был, так не до памятников было! — с большим достоинством бросил Петрович.

— Э-э! — насмешливо отозвался фотограф. — Ты, дед, не уходи от вопроса!.. Сашко подводит к тому, что и у нас много дурного труда. Нет, мемориалы — дело, в общем-то, нужное. А военные расходы?.. Знаешь, сколь­ко стоит выпущенная в небо ракета?

— Ну? — нехотя буркнул Петрович.

— Сколько такая же болванка из чистого золота!.. А ты кажешь: дураками, мол, были. Так и счас не умней!

Петрович ругнулся в сердцах: и чего, дескать, при­стали? Но сдаваться не стал.

— Да будь мое право, я б тринькать гроши не дал! И спутники эти — пуляем один за другим... и раскопки эти проклятые — пустое же место шуруем! Мешает ка­налу? — вот и сровняли б, и все!

— Специалистам виднее: пустое или, может, и полное...

— А!.. Кончай перекур! — подхватился Петрович. Я сделал вид, что отхожу ото сна. Было стыдно и за себя, и за предков, которые построить построили, а вот оставить завет позабыли.

Я оказался не прав. Вскоре открылось нам погребе­ние и началось приобщение к тайне.

Погребение с колесами нашли при вскрытии послед­ней траншеи. Случилось это в субботу, под конец рабо­чего дня. Бульдозерный нож срезал очередной ломоть грунта и обнажил полуистлевшие ступицы.

Такое в моей практике было. Я уже знал, что здесь ожидать. Поэтому махнул Петровичу: отъезжай, глу­ши мотор! — и присыпал землей находку. До понедель­ника.

Ночью проснулся в поту. Приснилось, что разруша­ют могилу. Едва дождавшись рассвета, взял лопату, рейку, рюкзак с инструментами, фотоаппарат, планшет и двинулся на раскоп.

До полудня выбирал заполнение. Духота стояла та­кая, что перестали бродить по траншее вороны — попря­тались, раскрыв клювы, в пепельную тень растресканных бровок и косились в белесое небо.

Яма оказалась по плечи. На дне лежал скелет старика с непомерно длинными конечностями и горба­тым хребтом... Да-а, такой человек вполне мог быть кол­дуном! Однако при погребенном не оказалось ни единой вещицы, указующей на род занятий и ранг, только сле­ды костра и обычные для могил того времени охра и мел. Обнаруженная накануне повозка перекрывала мо­гилу (рис.28).

То, что повозка была наделена неким магическим смыслом, стало понятно еще при расчистке. Кроме дета­лей кузова, оглоблей, парного ярма, обнаружился и символ тягла: две бычьи лопатки, упряжь, пучок ис­тлевшего сена и плеть. Но главное: колес оказалось не два, не четыре и даже не шесть, а... семь! Ясно, что прос­то повозок таких не бывает. Известно и то, что чис­ло семь издревле наделяли чудодейственным смыс­лом:

Запряг Сурья семь

Чистых дочерей колесницы.

На них, самозапрягающихся, ездит он.

[Цитируемые здесь и далее гимны индоарийской "Ригведы" даны в переводе Т. Я. Елизаренковой.]

Это о высшем солнечном божестве из индоарийской "Ригведы". Но я ее тогда не читал.

Открылось и еще одно, вроде бы не относящееся к делу обстоятельство: следы проливного дождя, вклинив­шегося в древний погребальный обряд. Стенки могилы после него обвалились, и устроителям захоронения при­шлось подровнять их перед укладкой покойника. Пона­чалу эта деталь привлекла мое внимание только лишь тем, что некогда мокрая глина сохранила отпечатки плетки и упряжи, обычно истлевающих в земле.

Следы ливня я с магией тогда не связал. Не связы­ваю их и теперь: совпадение!.. Однако не могу умолчать, что подобное совпадение неоднократно прослеживалось и другими исследователями — от Днестра до предгорий Кавказа... Не могу не упомянуть и о том, что конец рас­копок погребения 8 из Высокой Могилы совпал со страшной — действительно страшной! — грозой.

Я описывал в полевом дневнике последствия древне­го ливня, как вдруг налетел ураган! Пихнув фотоаппа­рат и бумаги в рюкзак, я бросился к лесопосадке.

Переждав полосу градового ливня, решил прорывать­ся в село. Хотел было забрать брошенные у могилы ло­пату и рейку — куда там! Траншея превратилась в глу­бокое русло, и над только что обследованным погребе­нием бесновался поток.

Скользя по раскисшей земле, горбясь под обжигаю­щей дробью ледяного дождя, я клял небеса... но был так­же страх, был стыд за свое поистине детское бессилие пред величием вечной природы, перед изуродованной окопами и раскопом Могилой.

Она в упор глядела мне в спину: "Ломаешь? А что способен построить взамен? Знаешь хоть, что именно здесь поломал?"

Знание далось нелегко, забрало годы и годы...

Теперь, по прошествии времени, с высот приоткрыв­шейся Истины, разгадка погребения 8 представляется мне несложной и очень удачной. Его не задели окопы и не взорвались под бульдозером боеприпасы, вовремя проснулся я накануне грозы, повезло на знакомство с геологами, а затем и с астрономами. Но в действительности звенья удачи были разорваны днями и годами иных интересов и дел.