Кошки не всегда молчат - [33]

– Надо бы лагерь этот восстановить, – сказал Мортен. – Всех чурок сюда определять.

– По Морским Псам соскучился? – вступил Мадс.

– А что, – сказала Лута. – При них хоть порядок был. Всю шваль калёным железом выжигали. А после войны что? Бардак. И чем дальше, тем больше бардак. Скоро беженцы эти на голову сядут.

– В Дойчланде уже садятся. А во Франкии так и вовсе ноги свесили, – хмыкнул Мортен.

– В смысле – свесили? – влезла Рике.

– Не бери в голову, – буркнул Мадс. – Это Лута с Мортеном развлекаются так. Нельзя никого в лагеря сажать, а то быстро всё покатится по наклонной.

– Скажешь тоже, – бросила Лута. – Сейчас другие времена.

Дальше все снова уткнулись в свои телефоны.

Мелькнул указатель «Герресборг», они проехали посёлок – этнический музей, несколько десятков разноцветных домиков, развалины замка на горе. Дорога сделала резкий поворот, и сразу из-за деревьев показались корпуса бывшей лесопилки. Их переоборудовали в двухэтажные общежития, куда заселили новоприбывших беженцев. Недалеко от них из белого микроавтобуса трое парней как раз вытаскивали аппаратуру – камеру, штатив, длинный микрофон, похожий на мохнатую удочку.

Рядом с общагами бегали дети, ходили закутанные с головы до ног женщины. На веревках сушилось бельё, а несколько бородатых мужчин курили возле огромного чана. Под ним прямо на земле горел огонь, а в чане дымилось какое-то варево.

– Вот мы и на месте, – сказала Лута, и все вылезли из машины.

2

Тогда, в 94-м, в приюте Хисимбы нашли убежище около четырехсот человек, большинство – дети и подростки.

Люди Тамаса разгрузили машину Красного Креста, а Илзе тем временем пыталась помочь бабушке Тура и Селин – спасённых ею детей.

Женщина потеряла много крови и была очень плоха. Хисимба накормил детей, пока Илзе перевязывала их бабушку и наскоро осматривала других нуждающихся в медицинской помощи.

Интерахамве с той стороны ограды подтащили к воротам лестницу, и голова одного из них показалась над забором.

– Смотри-ка, сколько здесь тараканов! – крикнул он и загоготал, скаля зубы.

Люди в приюте глядели на Илзе с надеждой, и хуже всего было от того, что она практически ничего не могла для них сделать. От взрослых ощутимо пахло страхом, а дети сидели, сжавшись в комочки. Затравленное выражение на их лицах заставляло Илзе бессильно отводить глаза.

– Чего вам надо? – крикнула она торчавшему над забором боевику.

– Не твоё дело! – с вызовом ответил мужчина. – Валите отсюда, и останетесь целы!

Он ещё раз обвел взглядом двор приюта и исчез.

– Женщину надо везти к нам, – сказала Илзе Хисимбе.

– Нет! – испугался Мукабе, стоявший рядом. – С ней нас не выпустят!

– Он прав, – грустно согласился Тамас Хисимба. Его глаза за толстыми стёклами очков глядели спокойно, но голос звучал виновато. – Вы можете ехать, но никого из нас не пропустят. Боевики и так злятся, что вы увели детей у них из-под носа.

Он указал на Тура и его сестру, доедавших свой рис из мисок в тени раскидистой акации. Дети услышали разговор, и выжидательно уставились на взрослых.

– Здесь она протянет от силы несколько часов. – Илзе потеребила полы своей белой накидки с эмблемой Красного Креста.

– А там вы с ней проедете максимум несколько метров. – Хозяин приюта осторожно тронул женщину за локоть. – Поезжайте, а мы останемся в уповании на господа. В благодати своей он нас не оставит.

– На господа, значит, надейся… – Илзе посмотрела на сотни глаз, глядевших на них со страхом и надеждой. – Мукабе, поехали.

Она со значением посмотрела на Хисимбу.

– Держитесь. Мы вас тоже по мере сил не оставим.

Селин робко помахала ей рукой. Женщина постаралась ободряюще улыбнуться в ответ.

Ворота приоткрыли ровно настолько, чтобы их белый «лендровер» с эмблемами Красного Креста на передних дверях протиснулся на улицу. Дорогу сразу заступили боевики интерахамве – «народной милиции», а по сути, обычных горожан-туху, с энтузиазмом откликнувшихся на призыв властей убивать своих соседей-хутси. С некоторыми из них они годами и десятилетиями работали вместе, и жили в соседних домах.

Поигрывая мачете, тот самый парень, что заглядывал за ограду приюта, подошел к окну со стороны Илзе.

– Ты здесь чужая. Уезжай в свою Европу. Или Атлантис, откуда ты там. Не лезьте в наши дела, – и он презрительно сплюнул в уличную пыль.

– Подождите, – Илзе сделала примирительный жест. – Мы хотели бы вывезти этих людей отсюда. У нас может быть что-то полезное для вас: продукты, лекарства. Можем договориться.

– Я не буду с тобой ни о чем договариваться, тётка. – Белые зубы парня опять блеснули на его темном лице. – Тараканы сдохнут, не сегодня, так завтра.

– Там же дети! – не выдержала Илзе. – Женщины, старики! Ваши соседи!

– Маленькие тараканы, значит. Удобней давить будет. Они из нас кровь сосали столько лет, теперь мы их крови попьём. Валите, короче, ты мне надоела.

Он махнул рукой:

– Пропускай!

Посеревший от напряжения Мукабе нажал на педаль, и машина покатилась по улице, медленно набирая скорость.

– Господи, неужели ничего нельзя сделать? – Илзе уткнулась головой в скрещённые руки. – Чудовища! Это просто чудовища!

Мукабе посмотрел на нее.