Кошки говорят «мяу» - [59]
Я несся на красный трамвай, стоявший боком ко мне, я летел прямо на него, а потом пролетел сквозь него, и он исчез, и я пробормотал: «Мама…», — и больше ничего не успел пробормотать, ничего не успел подумать, потому что меня ослепили две, мчащиеся на меня, фары и тут же, без всякого интервала по моим ногам — пониже ляжек и повыше коленей — проехало сначала переднее, а потом заднее колесо другого «жигуля», не свернувшего (он и не мог свернуть, водитель скорее всего увидел меня уже перед самым своим носом), не затормозившего (к счастью — тормозни он на моих ноженьках…) и не остановившегося, а просто слинявшего с места действия.
Дальше все было буднично просто. Из торчащего посреди улицы «жигуля», в который я врезался, выскочили двое мужчин и женщина и побежали к тому месту, где валялся я. Женщина бежала, открыв рот и наверное что-то крича, но я не слышал ни звука… Хотя нет, я слышал топот их ног по мостовой, но не слышал ее крика, значит, не у меня выключился слух, а у нее — голос. Я приподнялся на локтях
(больно — локти были ободраны об асфальт…)
согнул ноги в коленях
(не больно…)
и потрогал ссадину на щеке.
(чуть-чуть больно…)
— Живой, — выдохнул один из мужиков, вдвоем они ухватили меня пол локотки, как подвыпившего приставалу на танцплощадке, и поставили на ноги.
— Идти можешь? — опасливо спросил второй. Я кивнул, с их помощью доковылял до кромки тротуара, присел на бордюр… На меня накатила слабость и легкая тошнота, и я откинулся на спину. Тут у женщины, наконец, включился звук, и я услыхал визгливо-причитающие звуки, складывающиеся в слова:
— Нет, не ложи-и-итесь, пожалуйста, не ложи-и-и-тесь, пожалуйста, вста-а-а-ньте…
— Да, заткнись ты, — рявкнул на нее один мужик, и обращаясь ко мне, тревожно спросил. — Ну, ты как, парень?.. Скорую надо?
Только чтобы прекратить эти визгливые причитания женщины, я снова сел, помотал головой и пробормотал:
— А где… девчонка?
На мотоцикле я ехал не один. В начале Сущевского, на светофоре, ко мне подскочила неизвестно откуда вынырнувшая, слегка поддатая девка, спросила «Прокатишь?», и не дожидаясь ответа забралась в седло, позади меня, сразу плотно стиснув мою задницу полными ляжками и так крепко прижавшись грудями к моей спине, что у меня сразу не осталось никаких сомнений — нормальный, «давучий» вариант… Зажегся зеленый, она нетерпеливо тряхнула меня за плечи:
— Давай!..
— А ты даешь? — спросил я.
— Даю, — хохотнула она. — Когда прокачусь…
Мы тронулись с места и быстро набрали скорость на пологом спуске Сущевского Вала. Прокатилась, блядь…
— … Да, вот она, — махнул мужик рукой в сторону, — с ней все нормально… Ты-то как?
Прихрамывая, подошла девчонка, уселась на кромку тротуара рядом со мной, обняла меня за плечи и всхлипнула. Она была в шоке, ничего не говорила, но кроме расцарапанной коленки, никаких увечий я навскидку не видел.
— Вроде, ничего, — пробормотал я и попросил у него закурить.
Мужик дал мне закурить, причитавшая и повизгивающая женщина наконец заткнулась и лишь недоверчиво, со страхом и изумлением пялилась на меня, второй мужик, пока я жадно затягивался сигаретой, подобрал мотоцикл, подкатил его к нам, завел и поставил на подножку.
Сделав последнюю затяжку, я поднялся с тротуара без посторонней помощи, мужик, дававший мне сигарету, сунул какую-то бумажку в карман моей куртки (это оказался четвертак — он не заметил, что от меня попахивало винишком, а я не сообразил, что он разворачивался в неположенном месте с потушенными огнями), помог мне усесться в седло, девка села за мной, не обращая внимания на причитающие всхлипы женщины: «Ой, не на-а-а-до, не сади-и-и-тесь, лучше такси… мы запла-а-а-тим…», — и…
Я без приключений доехал до дому.
Родители жили на очередной «даче», квартира — те самые «хоромы», которые когда-то произвели такое впечатление на Цыгана — была в моем полном распоряжении. Правда, в ту ночь распорядиться ей с толком (хотя бы с парой палок) мне не удалось. Стоило мне повернуться к девке и чуть прикрыть глаза, как на меня сразу мчались два ослепительно-желтых фонаря, две фары, и… Мне сразу становилось не до любви, к горлу подкатывала легкая тошнота и хотелось куда-то уползти, спрятаться, закопаться. Девка была не в обиде — ее тоже слегка трясло и ей тоже было не до того, хотя справься с этим я, она бы тоже справилась. Они в этом плане лучше устроены…
На утро, выспавшись, я чувствовал себя нормально во всех смыслах, даже в половом, только… Пока лежал. Стоило мне встать, как сразу начинало мутить. Ну, я и не вставал — девка уходить пока не собиралась и вовсю орудовала на кухне.
Днем с «дачи» приехал отец, удостоил девкино «здрассьте» еле заметным кивком, раздраженно поинтересовался, почему я среди дня валяюсь в постели, выслушал мое краткое изложение случившегося (про «жигуль», проехавший по ногам я ничего не сказал) и вызвал врача из поликлиники.
Милая докторша, знавшая меня с семилетнего возраста, внимательно осмотрела меня, ощупала со всех сторон и вынесла приговор:
— Легонькое сотрясение мозга. Дней десять — полежать. Три дня — вставать только в уборную, потом можно есть за столом, но щадяще-постельный режим. Принимать… Можно — белоид. Три раза в день. Если поболит голова — анальгетик. В общем, будем считать, отделался легким испугом.
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…