Кошачья свара. Мадрид, 1936 - [18]

И хотя приговор уже был готов, он всё еще медлил, подолгу разглядывая каждую картину, чтобы исключить даже малую вероятность, что это может быть подделка, чтобы оценить качество работы и состояние сохранности живописи. Однако всё это лишь подтверждало сложившееся мнение. Наконец, он решился-таки посмотреть правде в лицо, что далось ему весьма нелегко, ибо он и сам страдал от того, что не в силах оправдать надежды этих людей, которые они возлагали на его экспертную оценку, не говоря уже о том, что с каждой минутой росла его досада на самого себя за эту нелепую поездку, в которой оказалось столько недоразумений, неудобств и, возможно, самых настоящих опасностей; лучше бы ему никогда не встречать этого шарлатана худшего пошиба, Педро Тичера.

Должно быть, все эти чувства явственно отразились у него на лице, когда он повернулся к гостеприимному хозяину.

- Вы полагаете, что все настолько скверно? - спросил тот, прежде чем англичанин успел открыть рот.

- Ни в коей мере. Картины составляют великолепную коллекцию. И каждая имеет собственные достоинства, не сомневаюсь на этот счет. Мои сомнения... мои сомнения другого рода. Я не специалист в испанской живописи XIX века, но насколько я знаю, это время не считается самым ярким ее периодом. Конечно, несправедливо, что ничто не может сравниться с Веласкесом, с Гойей... Но так уж обстоят дела: за пределами Испании такие интересные художники как Мадрасо, Дарио де Регойос, Эухенио Лукас и многие другие остаются в тени великих фигур прошлого. Разве что Фортуни, Соролья... и еще несколько...

- Да-да, я понимаю, что вы хотите сказать, - деликатно остановил его герцог. - И согласен на все условия, только скажите: вы думаете, что эти полотна найдут своего покупателя в Англии? И, если так, то сколько мы сможем выручить от их продажи? Нет, я, конечно, не прошу назвать мне точные цифры, но хотя бы приблизительно?

Энтони откашлялся и процедил сквозь зубы:

- Честно говоря, ваша светлость, я не знаю. И не думаю, чтобы кто-либо заранее упражнялся, занимаясь подобными расчетами. И я не знаю, кого может интересовать подобного рода живопись за пределами этой страны. Единственное, что я со своей стороны могу посоветовать - это предложить ваши работы одному из аукционных домов, как, например, "Кристи" или "Сотбис". Но это опять-таки, учитывая ситуацию...

Герцог сделал широкий благосклонный жест.

- Не утруждайтесь, дорогой Уайтлендс. Благодарю вас за деликатность, но я понял, что вы пытаетесь мне сказать. Этим путем мы капитала не наживем, - поскольку собеседник молчал, он вздохнул, грустно улыбнулся и добавил: - Не имеет значения. С Господней помощью... Мне жаль, поверьте, что заставил вас потерять драгоценное время из-за ерунды, хотя ваша работа будет должным образом вознаграждена. И предупреждаю, я не приму отказов, дружба не должна мешать обязательствам, в особенности если они носят финансовый характер. Вы, англичане, превратили эту норму в настоящую догму и внедрили ее в головы всех цивилизованных людей. Но у нас еще будет возможность пофилософствовать. Давайте же оставим это несчастное дело и посмотрим, не готов ли аперитив. Разумеется, мы рассчитываем, что вы разделите нашу скромную трапезу.

Энтони Уайтлендс не рассчитывал на это приглашение, а услышав его, наконец-то вздохнул с облегчением, не только потому что сможет увидеть прелестную Пакиту, но и потому что целый день ничего не ел и чуть не падал в обморок. Однако, прежде чем принять предложение, он заметил возмущенное выражение на лице Гильермо дель Валье. Очевидно, молодой наследник чувствовал себя униженным пренебрежительной оценкой, которую сделал иностранец относительно того, что он считал не только своим законным наследством, но и символом достоинства семьи.

- Папа, - услышал он его шепот, - напоминаю тебе, что сегодня мы ждем гостей.

Герцог с укором и нежностью взглянул на сына и сказал:

- Я знаю, Гильермо, я знаю.

В свою очередь, англичанин почувствовал необходимость вмешаться.

- Я хотел бы некоторым образом... у меня как раз назначена встреча...

- Не лгите, сеньор Уайтлендс, - откликнулся герцог, - а если уж лжете, то делайте это лучше. И не обращайте внимания на моего сына. Пока еще я решаю, кто будет сидеть за моим столом. Конечно, у нас сегодня гость, но это доверенный человек, большой друг нашей семьи. Более того, убежден, что он будет рад с вами познакомиться, да и вам будет полезно с ним познакомиться. И больше не о чем говорить.

Он дернул шнур звонка и сказал вошедшему дворецкому:

- Хулиан, этот сеньор останется у нас обедать. И пусть эти картины вернут на место - только очень, очень осторожно. Пожалуй, будет лучше, если я сам за этим присмотрю. Гильермо, проводи нашего друга.

В напряженном молчании они покинули кабинет герцога. Чтобы разрядить обстановку, Энтони решил высказаться напрямую.

- Сожалею, что вынужден был вас разочаровать, - сказал он.

Юный Гильермо окинул его враждебным взглядом.

- Разумеется, - ответил он, - я был разочарован, но не по той причине, о которой вы подумали. Я и не собирался покидать страну. Наоборот, сейчас самое время занять свое место и поднять оружие. Мы не можем оставить Испанию в руках этих мерзавцев. Но мне бы хотелось, чтобы мать и сестры находились в безопасности. Может быть, и отец: он уже в преклонном возрасте и, что бы он ни говорил, обуза. Сейчас семья превратилась в двойную причину для беспокойства - потому что я боюсь за них и потому что, когда придет время, они попытаются мне помешать. Они считают меня ребенком, хотя мне уже восемнадцать. Вам этого не понять, вы не испанец.