Кошачья свара. Мадрид, 1936 - [14]

Ожидая, он вспоминал, как в прошлый раз приходил в эту же таверну, чьи стены украшали фотографии тореро, поскольку в этом заведении располагалась штаб-квартира одного известного и воинственного клуба любителей корриды. Иногда сюда заходили и сами тореро, выпить вина со своими поклонниками. В этих случаях наступал перерыв в бесчисленных спорах, потому что тореро были настоящими идолами, и никто не был столь груб, чтобы выразить точку зрения, которая могла бы не понравиться матадору. Несмотря на дрязги, атмосфера была дружеской, и встречи всегда заканчивались песнями заполночь.

Энтони обожал эту атмосферу. Однажды вечером, несколько лет назад, кто-то показал ему легендарного тореро Игнасио Санчеса Мехиаса, человека уже зрелых лет и выдающихся достоинств. Энтони было знакомо это имя; знал он также, что он не только знаменитый тореро, но и большой интеллектуал и талантливый поэт. Вскоре после этой случайной встречи Энтони узнал о гибели тореро на арене. Федерико Гарсиа Лорка посвятил ему стихи, а Энтони, на которого гибель тореро произвела неизгладимое впечатление, перевел их на английский язык - весьма скрупулезно с точки зрения грамматики, но крайне бездарно с точки зрения великой поэзии.

Эти воспоминания и мысли о собственном простодушии вызвали у него смех, при виде которого сосед по бару произнес:

- Это так смешно?

- Простите?

- Вы ведь иностранец, не так ли?

- Да, сеньор.

- И судя по всему, находите происходящее забавным.

- Простите, не понимаю, о чем вы. Я смеялся над воспоминаниями, которые не имеют ничего общего с настоящим.

Пока Энтони извинялся, он понял причину недопонимания. За его спиной жарко и яростно спорили две группы посетителей. Поначалу он решил, что это обычный разговор о корриде, но на сей раз причиной стычки были не быки. Одна группа спорщиков, меньшая из двух, состояла из совсем еще юнцов, хорошо одетых, откормленных и привлекательных. Вторая - из типов грубых, мастеровых и рабочих, судя по нарядам - кепкам и платкам в горошек на шее.

Конфликт уже достиг стадии оскорблений. Рабочие кричали: "Фашисты!", на что те отвечали: "Красные!". И обоюдно обзывали друг друга козлами. Однако ничто не указывало, что от слов они перейдут к действиям. И те, и другие прикинули силы противника и в результате этих вычислений решили не выходить за пределы бранных слов. Тут один из юнцов потянулся рукой к карману. Один из его товарищей, заметив это движение, остановил его, что-то ему сказал и стал двигаться к выходу. Остальные последовали за ним, не поворачиваясь спиной к противникам, которые смотрели вызывающе.

- Вы же видите, - сказал сосед Энтони, когда в заведении установилась тишина, - раньше сюда приходили, чтобы поспорить о том, кто лучше - Каганчо или Хитанильо из Трианы... Тореро, понимаете?

- Да, разумеется, я большой любитель корриды.

- Нет, хотя теперь вы мне симпатичны. Матео, плесни-ка мне еще красного и этому господину тоже. Давайте же, следующая за ваш счет, и все довольны. Что ж, как я и сказал, так было раньше. А сегодня что Муссолини, что Ленин, что мать родная, что, прости господи, какая-нибудь ваша проклятая идея. Сейчас, как видите, все друг с другом, как кошка с собакой. Пользы от этих задир никакой, но испанцы всегда были горазды подраться, а в нынешнее время и вовсе запросто.

Испанцы обладают тонким слухом, когда речь идет о разговорах, которые их не касаются, и без смущения в них вмешиваются, чтобы высказать свое мнение, ясное и окончательное. Таким образом, через несколько минут возник звучный и нравоучительный спор, в котором несколько завсегдатаев привлекли внимание иностранца, предложив свой неопровержимый диагноз болезней Испании и собственное простое решение. Арбитрами были в основном рабочие, но хватало и клерков, ремесленников, торговцев и репортеров, объединенных общей страстью к быкам, которая сметала все социальные барьеры.

Те молодые люди, которые зашли в забегаловку некоторое время назад, были фалангистами. Они явно нарывались на драку, но мирный вид публики и аполитичный характер заведения лишил их куража. Как объяснили Энтони, фалангисты были немногочисленны, главным образом юнцы, и потому безрассудные и легкомысленные; поскольку их партия плохо выступила на последних выборах, они решили устроить беспорядки, затевая уличные потасовки, особенно в Мадриде, хотя временами социалисты и анархисты как следует их колотили.

В последнее время столкновения ужесточились и нередко заканчивались ранениями и даже смертями. Фалангисты, как сказал кто-то, были из господ, маменькины сынки, а хуже всего то, что папаши мало того, что давали им деньги, но еще и пистолеты. Вот так и вышло, что этим самым утром кучка парней в синих рубашках оказалась на социалистическом митинге и обстреляла трибуну с ораторами. Прежде чем присутствующие оправились от шока, нападавшие сбежали в автомобиле. И если бы прямо в это мгновение, продолжал завсегдатай трактира, сюда зашел бы кто-нибудь похожий на капиталиста или, еще того хуже, священника, то его бы на куски изрубили. Эта справедливая расплата ждет всех грешников, заключил он.