Кошачий переполох - [12]

Представитель фирмы в Лондоне позвонил нам, и мы тут же все оформили. После чего Чарльз на радостях, что ему все-таки не придется спать в прерии под открытым небом, завернувшись в одеяла, отправился вбивать палки для фасоли – десяти-двенадцатифутовые ветки лещины, вздымающиеся ввысь наподобие шестов для вигвама. А когда Эрн Бигс осведомился, почему он не спилил их до обычных шести футов, Чарльз беззаботно просветил его:

– Чтобы подбодрить фасоль. Дать ей цель, к чему стремиться.

Эрн поглядел на ростки фасоли, на высоты, которых им предлагалось достичь, разинул рот, покосился на Чарльза и зарысил по дороге к коттеджу старика Адамса.

– Им придется обрывать чертовы стручки с приставной лестницы, – донесся до нас его сомневающийся голос, а Чарльз, мысленно уже за рулем нашего автофургона, продолжал блаженно вбивать палки.

И такого блаженства был он исполнен, что на следующий день, когда нам позвонили из канадского посольства и передали приглашение быть гостями города Эдмонтона и принять участие в праздновании Дней Клондайка, – и не могли бы мы сообщить им наши размеры, чтобы нам приготовили костюмы, – Чарльз немедленно проголосовал за то, чтобы принять это приглашение.

Впрочем, мы едва ли могли его отклонить, учитывая, что спонсором нашей поездки было канадское правительство, но я пережила несколько тревожных минут, прикидывая последствия. Викторианские костюмы, сказали они. Чарльз целых пять дней в викторианском цилиндре и фраке, когда его еле удалось принудить облечься во фрак на трехчасовую свадьбу? Да еще, пожалуй, в накрахмаленной рубашке и галстуке? И еще трость с золотым набалдашником?

Как Скарлетт О’Хара, я предоставила будущее будущему и согласилась, что, конечно, принять приглашение нам следует, а вскоре до дня нашего отъезда осталась неделя. И тут в один вечер тетушка Этель позвонила нам четыре раза: она все больше слабеет, и если больше нас не увидит, то надеется, что мы приятно проведем время. Затем на нас снизошло озарение: ласточки по-прежнему явно не намеревались покидать гараж, но мы повесили створку на место и вынули стекло из окна над ней, чтобы они могли улетать и прилетать, как им заблагорассудится. Затем в пять утра Шебалу выпрыгнула из окна нашей спальни, которое я забыла закрыть, но все обошлось – видимо, она приземлилась на траву, и, когда я в панике выскочила наружу подобрать ее труп, она беззаботно появилась из задней калитки, весело тараторя, что День Чудесный и странно, что мы, остальные, так заспались. После чего Чарльз в довершение всего нами пережитого проснулся с флюсом. Однако мы справились. И в назначенный день улетели в Эдмонтон. Чарльз – с запасом пенициллиновых таблеток (принимать каждые четыре часа), я – с нервами на пределе: а вдруг над Атлантическим океаном его зубу станет хуже? И внезапно мы увидели внизу Гудзонов залив, а затем Северо-Западные территории… бассейн Атабаски, тундру к северу от Эдмонтона, ее торфяники и сотни маленьких озер, которые с нашей высоты казались лужицами… И наконец, сам Эдмонтон: высокие здания, вызолоченные предвечерним солнцем, и дальше на юг – просторы канадских прерий.

Глава пятая

Мы не верили своим глазам. Эдмонтон, в котором мы побывали два года назад, запомнился нам как сугубо современный город. Нефтяная столица Канады с семью тысячами действующих нефтяных вышек в радиусе ста миль. Город широких улиц, красивых зданий, великолепного университетского комплекса высоко над рекой Норт-Саскачеван и молодых энергичных жителей: согласно статистике семьдесят два их процента были моложе сорока лет, – откуда хваткие бизнесмены, помахивая кейсами, отправлялись для деловых встреч в Калгари или в Ванкувер столь же буднично, как жители Брайтона, садящиеся в лондонский поезд.

А теперь аэропортовский автобус, казалось, увез нас на восемьдесят лет назад. Поскрипывая рессорами, мимо проехал дилижанс, и рядом с кучером на козлах сидел охранник, держа на коленях дробовик. По тротуарам шествовали дамы в турнюрах и шляпах с отделкой из искусственных цветов, спокойно и величественно, словно никогда ничего другого не носили. И улицы выглядели как-то странно… Внезапно мы осознали почему. Дома щеголяли фальшивыми фасадами. Деревянные салуны, цирюльня с шестом, выкрашенным в красно-белую полоску, тюрьма прошлого века… контора проката автомобилей, замаскированная под конюшню, предлагающую мулов напрокат. У входа в Монреальский банк, где вывеска приглашала: «Сдавайте сюда на хранение ваше золото», был привязан живой мул, нагруженный багажом старателя: кирка, лопата, решето для промывки золота и туго свернутые одеяла.

Еще один мул был привязан у входа в «Шато-Лаком», где нам предстояло жить. Уличное движение остановил, пропуская автобус во двор, полицейский в викторианском мундире с дубинкой на поясе, а в вестибюле, пока Чарльз регистрировал нас, я изнывала от неловкости – на мне алый брючный костюм, большая дорожная сумка через плечо, а все вокруг точно сошли с иллюстраций конца прошлого века.

Даже компания бизнесменов, покинувших один из конференц-залов отеля, не внесла в общую картину ни малейшего диссонанса. Лиловые, светло-серые и синие сюртуки, брюки со штрипками и штиблеты. Причем в них не было заметно ни малейшего стеснения – но, конечно, они привыкли раз в году одеваться так и в обычных своих костюмах бросались бы в глаза куда больше.