– Откуда у тебя серебро, Конан? Ты ведь не отдал свое? – нерешительно спросила Галкарис.
– Разумеется, нет. Я стянул кошелек в городе, пока мы ходили по богатым кварталам. Люди – настоящие ротозеи. Даже стигийцы.
– Наверное, ты мог бы и лепешки у женщины украсть, не прибегая к таким сложным фокусам, – укоризненно произнес Муртан.
– Здесь ты ошибаешься, – ответил Конан вполне серьезно. – Я могу снять кошелек с пояса слуги из богатого дома, могу вытащить из спальни какого-нибудь вельможи сундук с драгоценностями, да так, что никто вокруг не проснется… Но украсть еду у хозяйки из бедняцкого квартала не под силу даже мне.
* * *
Следующим большим городом к югу от Луксура был Птейон, но его решили обойти стороной. Воспоминания о том, что случилось в храме, где содержалась «супруга крокодила», были еще слишком свежи в памяти.
Конан увел своих спутников в безлюдную местность, где можно было передохнуть и немного прийти в себя. Если не дать Муртану возможности провести хотя бы несколько дней в покое, его рана может воспалиться – и тогда неизвестно, останется ли он жив. Бессмысленно проделать столь долгий путь и погибнуть почти возле самой цели, считал Конан.
Они разбили лагерь в густых зарослях тростника, где можно было поохотиться на диких уток или поймать рыбу. Разговоров о том, что произошло в Луксуре, больше не возникало, хотя Конан видел: Муртан продолжает на пего сердиться. Настроение молодого зингарца, впрочем, не слишком-то беспокоило варвара. Посердится и перестанет.
Конан учил Галкарис стрелять из самодельного лука по уткам. Он был доволен успехами, которые делала девушка в этом ремесле.
На второй вечер Муртан почувствовал себя лучше. Рука почти перестала болеть, рана явно затягивалась. Царапины, такие болезненные, тоже начали заживать. Съев дикую утку, приготовленную на углях, Муртан окончательно развеселился.
Конан лениво обгладывал косточки и бросал их в костер. Казалось, что на свете не в силах поколебать благодушное настроение варвара. «Вот человек без прошлого и будущего, – подумал Муртан, рассматривая его. – Живет одним днем, и ничего, кроме настоящего, для него не существует».
Но когда он высказал эту мысль вслух, Конан рассмеялся ему в лицо.
– Ничего подобного! Ты, как многие «цивилизованные» люди, – это слово киммериец буквально выплюнул, – полагаешь, будто у варваров нет ни памяти, ни способности планировать жизнь. Это глубочайшая ошибка. Я знаю всех моих предков до десятого колена… погоди-ка, нет, до пятнадцатого. А ты?
Муртан вынужден был признать, что на прапрадедушке его сведения обрываются.
Конан пожал плечами.
– Что до моего будущего, то запомни: когда-нибудь я стану королем.
Глядя на киммерийца, сидевшего на земле скрестив ноги, невозможно было представить его на троне. Как вообразить вместо грубых кожаных штанов и рубахи роскошные парчовые одеяния? Как представить себе королевскую диадему на этой необузданной копне черных спутанных волос, падающих на глаза? А манеры? Да разве этот дикарь когда-нибудь научится есть не руками и пить не залпом, а после еды и питья – не рыгать?
Но Конан оказался далеко не так прост, как мнилось Муртану. Он прищурился и с ехидцей глянул на зингарца.
– Небось, думаешь сейчас, что варвару никогда не занять престола? Ошибаешься. Я стану королем – и получше, чем многие из нынешних владык. Свое королевство я не унаследую, а завоюю собственным мечом, и о моей власти будут слагать легенды.
Он расправил плечи и отбросил волосы с лица. Неожиданно Муртан увидел то, что мгновение назад полагал невозможным: киммериец действительно обладал королевской осанкой, и в его синих глазах горело величие.
– Может быть, ты и прав! – вырвалось у Муртана. – В таком случае, желаю тебе удачи.
– Пожелай лучше удачи самому себе, – буркнул Конан. Видение грядущего исчезло, растворилось в ночи. Киммериец вновь стал самим собой – варваром с неприятным характером, изобретательным, жестоким, вороватым, насмешливым, хмурым.
– Пески Погибели находятся где-то за горами, – Муртан махнул рукой, указывая на юг. – Нам предстоит перейти горы. Но я уверен, что храм кошачьей богини находится где-то там.
– «Где-то там». Весьма точное определение, – сказал Конан.
– Если тебе не нравится или если ты мне не веришь – то почему же ты идешь с нами? – спросил Муртан.
Конан пожал плечами.
– Убиваю время в ожидании, пока подвернется подходящий престол. Такой ответ тебя устраивает?
Киммериец встал и отошел в сторону. Скоро до слуха Муртана донесся шорох тростника – Конан устраивался на ночлег.
Галкарис напротив перебралась поближе к Муртану. Он обнял ее. Долго еще они смотрели на угасающие угли костра и молчали, каждый думая о чем-то своем, но согреваясь теплом друг друга.
* * *
… Женщина с кошачьей головой и ярко-желтыми глазами шла по улицам Луксура. Красный шелк окутывал ее фигуру, позволяя любоваться прекрасными изгибами бедер. На голове она несла кувшин с драгоценным маслом. В кувшине была трещина, и масло проливалось на волосы и одежду женщины, распространяя дивное благоухание. Каждый след ее узкой босой ножки также источал аромат этого масла.
