Корявое дерево - [42]

– Конечно. – В его голосе звучит удивление, но нет и следа настороженности.

– Ты говорил, что вы приезжали сюда, на Шебну, вместе?

– Да. Мы приехали сюда сразу после того, как мама выгнала его вон. Это было здорово, по большей части. Мы гуляли и рыбачили каждый день после того, как у него проходило похмелье. Он рассказывал мне, о чем мечтал, когда был моложе, до того, как женился и у него родился я.

– И о чем же он мечтал?

Лицо Стига светлеет, словно мысли об этом приносят в его сердце радость. – О путешествиях, о том, чтобы самому построить яхту. Я помню, мы обратили внимание на то старое здание в гавани, выставленное на продажу. Мы говорили о том, чтобы купить его, подремонтировать немного.

– Но вы этого так и не сделали?

Стиг глухо смеется:

– Это здание продается до сих пор. Но мечтать о том, что мы будем с ним делать, было приятно. Я думал, что если здесь, на острове, мы вместе начнем какое-то дело, он, возможно, бросит пить. Не знаю – у меня было такое чувство, будто здесь, на Шебне, мы могли бы быть счастливы.

Странно, но Стиг был здесь, на острове, в то же время, что и я. Вероятно, я даже проходила мимо него и его отца, когда они гуляли. Я гляжу на огонь, вспоминая:

– Я тоже чудесно проводила здесь время, когда приезжала летом. Иногда с нами приезжал и папа, когда ему не надо было работать. Он называл Мормор невероятной оригиналкой, и они нередко развлекались, разыгрывая друг друга. В те времена даже мама часто смеялась и участвовала в этих шутках. Помню, Мормор как-то раз разбудила меня посреди ночи просто затем, чтобы устроить пикник под полуночным солнцем.

– Похоже, с ней было невозможно соскучиться.

– Это точно.

В печке прогорает полено, и вместе с язычками пламени стихает и наш разговор о Мормор.

Голос Стига тих:

– Я тебе раньше не признавался, но, когда я подслушал тех женщин в гавани, говоривших, что этот дом пустует, то почувствовал, что должен сюда прийти.

Я молчу, ожидая, чтобы он продолжил.

– Мои ноги словно сами привели меня сюда, причем я и сам не понимал почему. Когда я подошел к этому бревенчатому домику, на душе было так погано и из-за смерти отца, и из-за того, что у меня украли деньги, что я сел на ступеньку крыльца и заплакал.

Я протягиваю руку, чтобы приобнять его, но в это время он поднимает руки, дабы заправить волосы за уши, и наши пальцы так и не касаются друг друга.

– Это странно, но входная дверь была открыта, как будто дом хотел, чтобы я в него вошел.

Это было бы так похоже на Мормор – пригласить его зайти. Я судорожно вздыхаю, и на лице Стига отражается стыд.

– Извини, мне не стоило это говорить.

– Нет, дело не в этом. Так что же заставило тебя сбежать из дома?

Он ставит свою чашку на пол.

– Когда папа погиб, мама привела в наш дом этого идиота Эрика. Он вечно приставал ко мне, чтобы я постригся и смыл это безобразие со своего лица. Эрик говорил о папе как о каком-то ничтожестве – как будто он был буйным пьяницей и нам повезло, что мы от него избавились. И всякий раз, когда мы с Эриком ссорились, мама всегда вставала на его сторону. Однажды я нашел папино кожаное пальто в мусорном баке. Оно было усыпано очистками от селедки и картофельной кожурой. Мама знала, как много оно для меня значит, но она все равно позволила Эрику выкинуть его в мусор. У меня даже не было никакого плана, я просто уехал и в конце концов оказался здесь.

– А потом появилась я.

– Точно! – Стиг смеется. – Потом появилась ты и нагнала на меня такого страху!

Я откидываюсь на спинку дивана и складываю руки на груди.

– Значит, я выгляжу такой страшной?

Он качает головой и улыбается:

– Ты наставила на меня свой телефон так, словно это был пистолет. И так орала. Да, ты нагоняла страх! – Его голос снова становится серьезным: – Я чувствовал себя скверно, когда мне пришлось рассказать тебе про твою бабушку.

Раньше эта мысль не приходила мне в голову, но теперь я понимаю, что Стигу тогда тоже пришлось несладко. И стараюсь разрядить атмосферу:

– А потом я выгнала тебя из дома, и тебе пришлось мерзнуть в сарае.

– Как же мне повезло, что ты разрешила остаться!

Я показываю рукой на дневники:

– Повезло? Ты в этом уверен?

– В этом плане – не очень-то. Зато мне нравится быть с тобой.

Я кладу голову ему на плечо и задумчиво смотрю на огонь. Джемпер Стига содержит в себе страх и тревогу, но я чувствую в нем и довольство. Он наслаждается моим обществом, и ему со мной комфортно. По моей груди разливается тепло. Мысленно я дергаю за нитки, из которых связан джемпер, желая узнать побольше, но чем больше усилий я прилагаю, тем больше эти нити ускользают от меня. Это потому, что я стараюсь слишком уж сильно. И я, вздохнув, сдаюсь. Если я нравлюсь ему не просто как друг, то это чувство спрятано глубоко.

Я прижимаюсь к нему еще теснее и говорю себе, что все будет хорошо. Утром приедет мама, так что, как и сказал Стиг, нам просто нужно переждать эту ночь. Я пытаюсь не думать о тенях в углу комнаты. Что бы они собой ни представляли, это не может быть хуже того, что рыщет снаружи, и, по крайней мере, рядом со мной Стиг, и у меня есть он, а у него – я.

Несколько минут Стиг гладит мои волосы, затем его рука падает на диван. Я зеваю и закрываю глаза.