Коррупционер - [60]

— Эй, иди сюда, не бойся.

Я сплюнул сквозь зубы в сторону мужичков и потянул замершего Олега за собой.

— Эй, погоди, разговор есть, да стой ты — цыгане заспешили за нами.

— Олег, палку мне дай

— Зачем?

— Просто дай палку.

Олег неохотно расстался со своим оружием. Я принял дубинку и стал охлопывать ею себя по ноге.

Цыгане, опасливо уставились на дубинку в моей руке, и остановились где-то в метре от меня.

— Ты маму свою зови «Эй» и пальчиком ее мани. Поняли, меня, ромы?

— Эй, начальник, ты не ругайся, мы договариваться пришли.

— Говори.

— Ты зачем наших женщин бьешь? Зачем весь товар забираешь? Давай, по-хорошему, договоримся. Ты нас не трогаешь, мы тебя не трогаем….

— О, классно. То есть вы меня не трогаете? Долго думал?

— Ты Павел, да? — вперед выступил тот, у кого цепь на густо-волосатой груди была потолще.

— Я то Павел, а ты кто?

— Меня Рамиром зовут. Скажи, Павел, ты почему такой упрямый? Мы к тебе по-хорошему, со всем уважением…

— Слушай, Рамир, я ваших баб и старшего, не знаю, как его зовут, предупреждал, что вам всем хана. Я же с ними пытался по-хорошему договориться, меня послали. Так что не обессудь, больше я с вашим племенем мирно жить не буду.

_ Слушай, не будь таким злым, скажи, сколько ты хочешь, мы договоримся!

— Десять тысяч.

— Что?

— Я говорю — десять тысяч рублей, и мы договорились.

Цыгане переглянулись, и синхронно развернувшись, молча пошли к своей машине. Олег, выпучив глаза, как филин, молча стоял, пытаясь переварить размер моей коррупционной составляющей.

— Паша, а зачем тебе десять тысяч?

— «Ниву» новую возьму, буду на рыбалку ездить. Мне «Нива» нужна. Она скоро в кредит будет продаваться, без всяких очередей.

Следующим утром, после развода, меня пригласили в кабинет замполита. Кроме него, в кабинете сидел незнакомый майор.

— Разрешите, товарищ майор? — бодро ввалился я в логово политического руководителя, предвкушая заслуженное нематериальное поощрение, типа путевки в «Артек».

— Присаживайся, Громов. — замполит указал на стул у стенки: — Хотим поговорить с тобой. — Слушаю вас, товарищ майор.

— Громов, ты комсомолец?

— Конечно.

— И в чем твоя комсомольская активность проявляется?

— Ну как в чем… Участвую в собраниях, взял обязательство в этом году бесплатно отработать не менее двухсот часов в личное время… Да, во всем, товарищ майор — я ничего не понимал, но чувствовал, что путевки в общесоюзный лагерь или снимок у развернутого знамени отдела, вкупе с благодарственным письмом родителям, мне выдавать не собираются.

— Я председатель комитета комсомола городского управления майор Журавлев — включился в разговор гость: — И у комсомольской организации управления, к тебе, комсомолец Громов, возникли вопросы. А вопросы очень серьезные. Мы понимаем, что сейчас в стране объявлены плюрализм и демократия. Но, если ты член комсомола и сотрудник милиции, то антисоветской деятельностью заниматься тебе нельзя. Вон, рапорт пиши, и после увольнения делай что хочешь.

— Писец, извините, товарищи майоры, вы, вообще, о чем говорите? О какой антисоветской деятельности? Я даже на оккупированной территории не жил!

— Стелешься, да, Павел. А мне говорили, что ты тип очень мутный. А ты же в юридическом учишься? Я вчера вызов на сессию видел у начальника. А ты знаешь, что если твои товарищи проголосуют, что тебе не место в рядах ВЛКСМ, то из института тебя попрут очень быстро.

— Так, стоп! — Я хлопнул ладонью по полированной столешнице: — Не хочу бередить старые раны, но ваш предшественник, товарищ замполит, не к ночи будет помянут, перед своим арестом тоже меня пугал исключением из института.

— Нет, ты видел, какой наглец — обозленный замполит толкнул в бок городского «комсомольца»: — Он меня еще пугать будет! Вот, очень жаль, что не успел подполковник тебя выгнать, но ничего…сейчас я тебя….

— Подожди, Вячеслав Семенович, давай спокойно — «городской» успокаивающе похлопал разбушевавшегося замполита по плечу.

— На вас, товарищ Громов, пришло заявление, что вы позавчера сорвали проводимое под эгидой горкома ВЛКСМ культурно-музыкальный фестиваль народной и средневековой европейской музыки, а также спокойно смотрели на открытое хищение денег у руководителя фестиваля Бочарова И.Н., не принимая установленных законом мер по задержанию преступников. На заявление Бочарова И.Н. о грабеже, не реагировали, а в довершении всего допустили высказывания антисоветского и антикомсомольского содержания. Что-то можете объяснить, Громов?

— Я что-то вообще не понимаю, о каком фестивале идет речь!

— Короче, Павел, из Горкома ВЛКСМ пришло распоряжение о рассмотрении твоего поведения на комсомольском собрании комсомольцев РОВД. Готовься, завтра к шестнадцати часам в Ленинскую комнату чтобы пришел, для тебя явка обязательна. И комсомольский билет не забудь.

Так как, с определенной натяжкой, музыкальным фестивалем можно было назвать танцы трио скрипачек возле ЦУМа, я проводив Аллу до квартиры и выгуляв Демона, не взирая, на полнейшее нежелание это делать, двинулся в сторону кубиков общежития консерватории, отстоящих от моего дома метров на пятьдесят.

— Где триста двадцатая комната? — номер комнаты Инны я знал, поэтому с деловым видом двинулся в сторону нужной лестницы, пока пожилая вахтер не начала задавать вопросы, с какой целью я интересуюсь данной комнатой. Постучав в нужную дверь, и дождавшись, вроде бы, разрешительного звука из-за двери, я шагнул в тесную комнату на четыре кровати. Две барышни в коротеньких халатиках, сидящее рядышком на одной из коек, с ярким толстым журналом в руках, с изумлением уставились на меня.