Коррумпированный Петербург - [21]

Причины, по которым Никульцев выбрал для оговора именно Храброва, по-человечески вполне объяснимы. Занимая равноценные должности, они поддерживали между собою дружеские контакты и помогали друг другу по службе. Например, обменивались оперативной информацией в отношении интересовавших их объектов, совместно занимались расследованием совершаемых на подведомственных им соседних участках преступлений. По-видимому, Никульцев, оказавшись в следственном изоляторе по обвинению в преступлениях, за совершение которых ему грозил расстрел, просто позавидовал своему честному коллеге.

Падение начальника УГРО Куйбышевского района не было внезапным. Сам будучи хорошим спортсменом, членом спортивного общества «Динамо», он принимал активное участие в расследовании преступлений, совершаемых динамовцами. Среди этих спортсменов, кроме безобидных пьяниц, были и фарцовщики, и карманники. Кому-то из них Никульцев помог избежать ответственности (за согласие работать на органы), кто-то в благодарность пригласил его в ресторан… Каждый оперативник подвергается риску не устоять перед соблазнами (а иногда и угрозами) среды, в которой он работает, и майору Никульцеву эта задача оказалась не по плечу.

По признанию работников прокуратуры, все уголовные дела с участием более или менее значимых должностных лиц удавалось доводить до их логического конца (приговора суда) лишь потому, что сами обвиняемые по каким-либо причинам становились неугодными своим начальникам. В этом отношении характерен пример с квартирой дочери тогдашнего министра культуры Екатерины Фурцевой – ставшую неугодной министершу «протащили» по всем возможным комиссиям и заставили заплатить смехотворные суммы за ремонт квартиры, сделанный за казенный счет. Скандал положил конец карьере Фурцевой.

Секретарь Ленинградской партийной организации Фрол Козлов, имевший неосторожность нагрубить Хрущеву по телефону, вскоре был скомпрометирован «вовремя» подвернувшимся делом о золото-валютных махинациях ленинградских мошенников (следы этих махинаций терялись на подступах к обкому партии). Зарвавшихся, или позабывших поделиться номенклатурщиков не жаловали. Надзор же за деятельностью не в меру честных и ретивых работников прокуратуры и милиции, как впрочем, и всех остальных, осуществлял Отдел административных органов обкома КПСС. Жалобы с мест стекались в канцелярию Суслова, бессменного «серого кардинала» тогдашнего Политбюро, владевшего компроматом на тысячи партийцев. В крайнем случае, если дело не удавалось спустить на тормозах, следователя заставляли переквалифицировать состав преступления. Если же он не соглашался, дело передавалось более сговорчивому. Так что формально взяточников в Стране Советов не было. Попытки возбуждать дела по коррупционным статьям пресекались странным, по нынешним временам, вопросом: «Вы что, хотите сказать, что у нас есть взяточники?»

Возглавлявший в 1970-е годы Ленинградский обком КПСС Григорий Васильевич Романов сам частенько давал сотрудникам отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности указания о проведении расследования в отношении того или иного чиновника.

Как-то раз Романов позвонил начальнику отдела БХСС ГУВД Ленинграда и попросил обратить внимание на деятельность одного из крупнейших предприятий Ленинграда. Необходимо было проверить сведения из анонимки, касающиеся совершаемых руководителями предприятия хищений.

В течение нескольких дней оперативники наблюдали за автомашинами, вывозившими продукцию предприятия, а затем и проверили одну из них. Внешне и по документам все было, вроде бы, в полном порядке. Однако внимательный осмотр позволил выявить пересортицу. Вместо указанных в документах товаров третьего сорта, в кузове автомашины находились и товары первого сорта.

Следующий этап расследования был поручен молодому сотруднику, которого на этом предприятии никто не знал. Именно поэтому ему удалось совершенно спокойно взять со стола директора его ежедневник с подробной информацией обо всех махинациях. В результате оперативных мероприятий были выявлены все участники преступной цепочки: организаторы, сбытчики, а также те, кто опекал и прикрывал деятельность преступников – партийные деятели районного звена. Вместе с оперативниками во всех следственных действиях участвовал и специально присланный Романовым инструктор обкома.

Несмотря на собранные доказательства, в том числе личные признания подследственных, никто из подозреваемых к уголовной ответственности привлечен не был. Во время передачи дела в суд вновь позвонил Романов и приказал прекратить дело, а материалы следствия направить в обком. Что с ними стало в дальнейшем – неизвестно.

Милиционеры полагали, что Романов использовал материалы расследования для шантажа партийцев из районных организаций. Прекратились ли хищения на предприятии – сотрудникам УБХСС установить уже не позволили.

Как же вообще тогда возникали уголовные дела по коррупции и взяточничеству? Известно, что их возбуждали по заявлениям отдельных граждан. Однако о том, как это происходило в действительности, следователи, работавшие в те годы, предпочитают умалчивать. Дело не в том, что они все еще кого-то боятся. Страха уже нет. Вопрос в том, что получить заявление от гражданина удавалось лишь после многочасовых бесед в прокуратуре, перемежавшихся намеками и на гражданский долг советского человека, и на возможные «хорошие и нехорошие» последствия, и прочими вариациями кнута и пряника. На многих подобная тактика оказывала свое воздействие, но гораздо больше было тех, кто по-настоящему опасался мести начальственных лихоимцев. В любом случае такой подход, по мнению самих следователей, не вполне был в ладах как с законом, так и с моралью. Увы, все, кто знаком с процессуальными нормами, знают, что представляет собой выбивание признания (заявления) от будущих свидетелей или обвиняемых. Интересно другое – данную тактику работы советских следователей, берущую свое начало в 1917 году, взяли на вооружение и безусловно честные люди ради достижения единственной цели – усадить взяточника за решетку.