Коррозия характера - [40]

Возможно, более важно было то, что накопленный ею опыт, касающийся того, как люди пьют и ведут себя в барах, здесь почти ничего не значил. На одной из встреч, «когда они все время повторяли „легкая пища, легкая пища“, я им сказала: „Никто не ходит в бар, чтобы похудеть“». И как же они на это отреагировали? «Так, как будто я была музейным экспонатом: этакая старая служанка из старого бара». Надо сказать, что колючие, словно проволока, коммуникационные навыки, которые приобрела Роза, не преподавались в бизнес-школах. Но она никогда не переставала ощущать жало возраста, особенно, когда это выражалось в форме как бы сопереживания со стороны более молодых коллег, которые чувствовали, что она «не вписывается». Подобно боссам этой фирмы, они действовали, руководствуясь собственными предрассудками, когда не приглашали ее в клубы или на посиделки в барах, где как раз и совершается большая часть настоящей рекламной работы. Роза была по-настоящему поражена тем, что взяли ее именно за практические знания, а затем не принимали во внимание, как того, кто был слишком стар, чье время ушло, скрылось за холмом.

Существующая статистика относительно возраста в современной системе организации труда показывает, что происходит сужение временных рамок, в пределах которых людей нанимают на работу. Так, число мужчин в возрасте 55–64 лет, которые еще работают, в Соединенных Штатах Америки упало с почти 80 % в 1970 году до 65 % в 1990 году; данные по Великобритании практически те же самые; во Франции число мужчин, работающих в позднем среднем возрасте, уменьшилось с почти 70 % до немногим больше 40 %; в Германии — с почти 80 % до немногим более 50 %[76]. Произошло небольшое увеличение возраста вступления в трудовую жизнь, так как время, когда молодые люди начинают работать, как бы запаздывает сейчас на несколько лет из-за возросших требований к образованию. В Америке и Западной Европе, предсказывает социолог Мануэль Кастельс, реальный рабочий цикл может сократиться примерно до 30 лет (с 24 до 54 лет), при приблизительной продолжительности жизни 75–80 лет[77]. Таким образом, продуктивная часть жизни будет сжата в меньшую часть всей биологической жизни, при этом пожилые рабочие будут «покидать сцену» задолго до того, как они физически или умственно станут неспособными продолжать свою работу. Многие люди возраста Розы (ей было 53 года, когда она перешла на работу в центр) уже готовятся к уходу на пенсию.

Акцент на молодежи — одно из следствий этой компрессии трудового периода жизни. В XIX веке предпочтение отдавалось молодежи из-за дешевизны труда; «фабричные девушки» из Лоуэлла, штат Массачусетс, и «пацаны-шахтеры» из Северной Англии получали заработную плату, которая была намного меньше, чем у взрослых. При сегодняшнем капитализме все еще существует такого рода предпочтение относительно молодежи с точки зрения низкой оплаты труда, заметнее всего это на фабриках и тяжелых производствах в наименее экономически развитых частях света. Сейчас же кажутся привлекательными другие достоинства молодежи в более высоких сферах труда, но эти достоинства относятся по большей части к области социальных предрассудков.

Недавний номер «Калифорния Менеджмент Ревью», например, пытался объяснить плюсы молодости и минусы преклонного возраста в условиях гибких организаций. Там доказывалось, что у пожилых работников негибкое мышление, что они избегают риска, что им просто не хватает физической энергии, которая необходима, чтобы справиться с требованиями существования при гибкой организации труда[78]. Метафора «организационный сухостой» отражает эти убеждения. Так, один деятель рекламного бизнеса сказал социологу Кетрин Ньюман: «Если вы работаете в рекламном бизнесе, вы мертвы после 30. Возраст — это киллер». А административный работник с Уолл Стрит признался ей: «Работодатели думают, что если вам за 40, то вы больше не соображаете, а если вам за 50 — то вы уже просто потухли»[79]. Гибкость приравнивается к молодости, а негибкость — к возрасту.

Эти предрассудки служат нескольким целям. Например, они направлены против пожилых работников — доступный, находящийся под рукой, резерв кандидатов на увольнение — при корпоративном реинженировании. При англо-американском режиме уровень недобровольных увольнений мужчин, которым уже за 40 или только-только за 50 лет, в последние 20 лет удвоился. Ассоциирование возраста с негибкостью также ответственно за то, что корпорации оказывают на своих управленцев давление, чтобы они увольнялись, как только их возраст будет приближаться к 60, хотя ментально они могут находиться в расцвете сил.

Пожилые, опытные работники склонны более критично оценивать своих начальников, чем работники, которые еще только стартуют. Накопленные ими знания наделяют их тем, что экономист Альберт Хиршман называет «силой голоса», что означает, что пожилые сотрудники с большей вероятностью будут выступать против того, что они оценивают как плохие решения. Чаще всего они это делают именно из преданности организации, а не какому-то конкретному менеджеру. Многие молодые работники более толерантны к плохим приказам. Если они почувствуют себя «несчастными», то, что вероятнее всего, они просто уйдут, а не начнут сражение внутри организации и за нее. Они предрасположены, как это формулирует Хиршман, к «выходу»