Коррида - [8]

С милой и очаровательной улыбкой она отвечала:

– Вы можете быть спокойны, дон Сезар. Я немедленно поднимусь к вашей невесте, и в ваше отсутствие она все время будет оставаться подле меня, в той самой маленькой комнатке во внутреннем дворике, куда никому не позволено заглядывать без моего разрешения.

– Я бесконечно признателен вам, сеньорита! Я знал, что у вас доброе сердце. Не могли бы вы выполнить еще одну мою просьбу: если это вас не затруднит, передать шевалье де Пардальяну, когда тот проснется, что мне пришлось отлучиться по одному безотлагательному делу. Я надеюсь вернуться не позднее чем через один-два часа.

– Я непременно предупрежу господина де Пардальяна.

Теперь юноша был спокоен за судьбу Жиральды, и, поблагодарив еще раз малышку, он поклонился ей так, как подобало кланяться только знатным дамам.

Покинув таверну, Эль Тореро немедленно направился к дому с кипарисами, где надеялся отыскать принцессу или же разузнать что-нибудь у слуг.

По воскресеньям всегда публично сжигалось несколько еретиков, и в это воскресное утро, как обычно, делались соответствующие приготовления. Поскольку король находился теперь в Севилье, инквизиция собиралась придать мрачной церемонии аутодафе особую пышность и размах. На сей раз к сожжению были подготовлены целых семь человек – столько, сколько дней в неделе, что, безусловно, придавало будущей казни требуемые торжественность и значимость.

Мимо Эль Тореро шли толпы празднично одетых севильцев. Все они спешили на площадь Святого Франциска, ставшую местом публичных празднеств. Чаще всего испанцы вынуждены были любоваться зрелищем пылающих костров и слушать вопли сжигаемых заживо людей, но проповедники упорно внушали своим прихожанам, что присутствие при аутодафе очищает от ереси душу любого католика да к тому же дает право на определенное количество индульгенций, служивших вполне конкретным и очень действенным средством для привлечения на такого рода торжества множества беснующихся людей.

Коррида была в те времена куда более редким и менее популярным зрелищем, чем аутодафе. В Испании шестнадцатого века коррида вовсе не являлась традиционным народным действом, каким она стала в наши дни. Как и рыцарские турниры во Франции, эта кровавая бойня была излюбленным занятием знати. Чтобы выйти на арену и сразиться с быком, необходимо было принадлежать к древнему роду. Доподлинно известно, что отец Филиппа II, испанский король Карл I, впоследствии ставший императором Священной Римской империи Карлом V, не гнушался выйти на арену и самолично сразиться с разъяренным быком. Народу же позволялось лишь наблюдать за корридой издали.

При публичных казнях, напротив, простонародье было на самом почетном месте, ибо это зрелище воспитывало и смиряло его дух.

Многие из тех, что спешили на площадь, чтобы успеть до начала торжества устроиться поудобнее, узнавали дона Сезара, и был слышен приглушенный гул восторженных голосов:

– Смотрите, это Эль Тореро! Эль Тореро! Некоторые даже, уступая знаменитости дорогу, почтительно кланялись юноше. Он отвечал всем на приветствия и улыбки, однако же не останавливался, ибо очень спешил.

Наконец он подошел к крыльцу дома с кипарисами и вошел в его вестибюль. Впервые он попал сюда прошлой ночью, когда отправился на поиски Жиральды и Пардальяна, но тогда он едва ли мог здесь все как следует разглядеть.

Теперь же его поразила изумительная роскошь внутреннего убранства. Впрочем, он старался ничем не выдать своего удивления, ибо находился в обществе четырех верзил-лакеев. В расшитых золотом ливреях они стояли перед ним неподвижно, словно статуи. Их холодные глаза были устремлены на него с особым выражением, сочетавшем высокомерие и почтительность.

Без тени смущения перед прислугой столь; устрашающего вида он обратился к первому попавшемуся из лакеев и тоном, не допускающим возражений, велел передать госпоже его почтение и просьбу принять его, дона Сезара, кастильского дворянина. Не раздумывая, лакей весьма вежлива отвечал ему:

– Ее милость сиятельная принцесса Фауста, моя госпожа, уехала из своего загородного дома, и посему она никак не может принять сеньора дона Сезара.

«Хорошо! – подумал Эль Тореро. – Значит, таинственную принцессу зовут Фауста, и это уже кое-что».

Вслух же он произнес:

– Мне необходимо увидеть принцессу Фаусту по одному очень важному и не терпящему отлагательства делу. Не могли бы вы сказать, где мне удастся ее отыскать?

Немного подумав, лакей сказал:

– Если сеньору угодно, я сочту за честь проводить его к господину интенданту, который, возможно, более осведомлен.

Следуя за лакеем, Эль Тореро прошел через анфиладу комнат, обставленных с невероятной роскошью; ничего подобного в своей жизни он прежде не видел.

«О, да! – думал он. – Теперь-то я хорошо понимаю давешнюю восторженность дона Сервантеса. Должно быть, принцесса необыкновенно богата, коль скоро она может позволить себе подобную роскошь. И все эти несметные сокровища оставались всю ночь без всякой охраны, так что любой бродяга мог тут хозяйничать. Наверное, принцесса беспечна и абсолютно равнодушна к деньгам, но… вполне вероятно, что какая-то иная причина, о которой я едва ли могу догадываться, побудила принцессу быть столь неблагоразумной и бросить все свои сокровища на произвол судьбы…»