Корректор жизни - [56]

Впрочем, его там, конечно, нет, - он стоит у первой лестницы и курит в неплохой компании: Петр Иванович Хаджи, Мирча Илларионович Шмиглюк, кто-то еще, из числа проходивших мимо. (А в комнате Паршутина остался в одиночестве угрюмый, неразговорчивый человек по фамилии Береза.)

Площадка, где они курят, для меня - и многих других - относится, если не к святыням, то уж особо памятным местам, как минимум. Вообще, для всех сотрудников Института эта часть коридора сродни рыночной площади перед городской ратушей в средневековом городе, поскольку именно здесь находится Дирекция ИПФ АН МССР.

Во время оно здесь, в дирекции, восседал Борис Романович Лазаренко, а после его смерти - Мирча Кириллович Болога.

Научную квалификацию доктора технических наук, члена-корреспондента АН МССР М.К. Бологи народное мнение ставило гораздо ниже, нежели упомянутого С.И. Радауцана, коего ранее мы обозначили как плохо успевающего студента. Бологу молва уверенно определяла как провинциального пэтэушника. (ПТУ - профессионально-техническое училище, техникум.)

Не берусь судить, в какой степени это справедливо - мне лично никогда не приходилось не только обсуждать с Мирчей Кирилловичем какие-либо научные проблемы, но и присутствовать при таких обсуждениях. Приведу, впрочем, случай, когда один злопыхатель из числа сотрудников "лаборатории Бологи", выйдя из кабинета Мирчи Кирилловича не удержался и шепотом рассказал случайным собеседникам: "И он еще считает себя ученым! Теплофизиком!! Загляните сами в его кабинет: все кондиционеры включены, а окна нараспашку! И этот дурак еще жалуется: какая, мол, сегодня жара - даже кондиционеры не помогают!!!"

Любой директор по определению является объектом домыслов и пересудов. Мирча Кириллович не являлся исключением и давал для любителей-директороведов немало поводов для перемывания костей.

Среди стандартных тем, - сребролюбие Мирчи Кирилловича. Размер его зарплаты был, в общем, известен - в советские времена зарплаты были стандартизованы и легко вычисляемы, а вот размер его дополнительных доходов, получаемых, опять же, из кассы института, являлся предметом регулярных недоброкачественных исследований, слухов и наветов. Поговаривали, что он, и группа особо приближенных лиц регулярно получают огромные премии за "экономию фонда заработной платы". Смысл и способы "экономии" научные сотрудники понять не могли, поэтому полагали, что экономить в условиях планового бюджетного финансирования можно только одним способом: не отдать несчастным научным сотрудникам положенного по закону. Поговаривали о каких-то манипуляциях с доходами от распространения журнала "Электронная обработка материалов", главным редактором которого числился М.К. Болога. Подвергалась критической оценке и кадровая политика, проводимая директором. Если бы в те времена уже применялось слово "рейтинг", сказали бы, что, пристроив одного своего тупого и малограмотного родственника в Институт, да еще не рядовым слесарем, а в "руководящее звено", Мирча Кириллович, безусловно, свой рейтинг существенно понизил. Впрочем, теперь все это неважно.

В Дирекции сиживали и другие люди - Юрий Николаевич Пауков, многолетний заместитель директора Института, кандидат технических наук. Он происходил из хорошо известной в среде кишиневской интеллигенции семьи, - его отец был партийным работником, а мать - Виктория Анисимовна Паукова - на протяжении многих лет преподавала Историю КПСС в Кишиневском Госуниверситете, снискав любовь и уважение многих поколений студентов.

Бывал там и заместитель директора по хозяйственно части, человек с замечательной фамилией Тронь. За невозможность добиться от него хоть чего-нибудь, и постоянные ссылки на то, что "он ничего не решает - идите к Мирче Кирилловичу", его, разумеется, прозвали "Не-тронь".

Кроме того, там были секретари и помощники, сменявшие друг друга с течением лет.

Но самое для меня памятное место на втором этаже, это, конечно торцевая часть, где находился Отдел теории полупроводников и квантовой электроники Святослава Анатольевича Москаленко, в котором я проходил аспирантуру.

* * *

Описанию периода "обучения в аспирантуре" как нельзя лучше подойдет эпиграф:

"... блажен, кому с друзьями

Свою весну пропировать дано,

Кто видит мир туманными глазами,

И любит жизнь за песни и вино".

Н. Языков

В аспирантуру я поступил сначала на заочное отделение, продолжая отрабатывать распределение на кафедре оптики и спектроскопии Кишиневского госуниверситета. Спустя год, пришлось обмануть заведующего кафедрой Валерия Петровича Мушинского: пока он был в отпуске, я сам себя уволил и перевелся на очное обучение. (Если бы этого не было сделано, то, конечно, никакой диссертации тоже не появилось: в течение первого года заочной аспирантуры я не то что не приступил к исследованиям - я даже не смог ни разу встретиться со своим научным руководителем П.И. Хаджи. Ибо Мушинский был не просто строг, - это был тиран: уйти с кафедры в рабочее время я не мог никуда и никогда. Впрочем, я сам, видимо, был еще слишком послушным и прилежным.)

Впечатления от аспирантуры начинаются с посещения еще одной комнаты, относящейся к Отделу Святослава Анатольевича и знакомства с ее обитателями. Эта комната находилась на четвертом этаже, куда мы еще поднимемся, а сейчас - для полноты описания Отдела, забежим вперед. В ней в те времена сидели: кандидат физико-математических наук Владимир Алексеевич Синяк (далее Сеня), младший научный сотрудник, Анатолий Харлампиевич Ротару (далее Ройтман) и еще два аспиранта - Профир Бардецкий и Костя Петрашку