Корпус 38 - [23]

Фонтана поднимает трубку. Будучи специалистом по уголовному праву, он может бывать в префектуре, куда доктор Ломан не имеет доступа.

— Жоэль? Сюзанна.

— Сюзанна!

— Я тебе помешала?

— Ну что ты! Я сейчас у моего доктора по спортивному питанию. Чем обязан этому удовольствию?

— Небольшая услуга, — бодро говорит она, чтобы не допустить насмешки.

— А я-то думал, что ты наконец ответила на мое внимание, — говорит он своим тягучим голосом, будто не чувствует, что она спешит, или хочет ее позлить. — Как поживает Жильбер? Давно мы не виделись.

— Прекрасно. Мне кажется, у него, как всегда, дела идут хорошо.

— Вы дадите мне три коробки.

— Что?

— Это я мсье Себуну. Это существенно. Хорошо. У тебя ко мне срочное дело. Я тебя слушаю.

— «Мрачная находка в Трокадеро» — слышал об этом? Ты не мог бы найти координаты ответственного за следствие?

— Стейнер. Спасибо, мсье Себун. До свидания. Извини. Он главный комиссар криминального отдела. Он возглавляет следствие. Я знаю, потому что слышал, как это обсуждали вчера. Странное дело, а? Но это не мой район. Я предпочитаю своих налетчиков. Более нормальных. А для тебя, наверное, наоборот — это же твоя область. У тебя есть догадки, кто это сделал?

Она вздыхает, поднимая глаза к небу: «Сжалься, избавь меня от твоих вопросов».

— Жоэль, я бы не хотела показаться невежливой теперь, когда ты сообщил мне все, что я хотела узнать, но мне пора. Ты меня простишь? Еще раз спасибо. До скорого. Я тебя обнимаю, — говорит она, прежде чем положить трубку, надеясь, что он не сделает слишком поспешных выводов.

Этого типа не проведешь. Фонтана хорошо к ней относится, но он болтун. И ее поспешность, ее отказ отвечать — лучшее средство разжечь его любопытство. Это она знала еще до того, как к нему обратилась.

— Черт! — говорит она вслух, опять снимая трубку и набирая номер префектуры полиции.

Нельзя терять времени. Что же касается Элиона, увидеть его реакцию она всегда успеет.

С одной стороны, существует врачебная тайна: нельзя разглашать откровения пациента. С другой стороны, есть риск, что, если Данте и впрямь виновен, это убийство — не последнее. Здесь нет места колебаниям.

Никогда в жизни Сюзанне не было так страшно.

Марсель Барон ставит свой двухцилиндровый мотоцикл на подножку. Даже в это время дня его «БМВ» позволил ему добраться от набережной Орфевр до Сан-Мандэ меньше чем за двадцать минут.

Искушенным взглядом он осматривает фасад. Небольшой особнячок конца XIX века, окнами на Венсенский лес. Некоторые дома уже заменены современными, другие на реконструкции. Этот явно знавал лучшие дни.

Он вынимает из мотоциклетного кофра картонный конверт А4, толкает заскрипевшую калитку, потом делает несколько шагов до крыльца. Не успевает он позвонить, как дверь открывается. Перед ним стоит Франсуа Мюллер в белой рубашке и полотняных брюках — как всегда.

— Заходи.

— Ты меня ждал?

— Калитка. Она вместо сигнала тревоги.

— Профессия дает о себе знать, да? Я и не подозревал, что ты живешь в таком дворце. Похоже, у тебя неплохо идут дела.

— Он достался мне от матери. Фасад давно пора перекрасить, но у меня других дел полно. Пошли в кабинет?

— Веди.

Сворачивая в первую комнату слева, Марсель Барон успевает заметить в глубине прихожей лестницу и около нее кресло на колесиках.

Войдя в кабинет, он свистит сквозь зубы. Книжные шкафы, а между ними все стены от пола до потолка увешаны фотографиями сцен преступлений и антропометрическими портретами, большей частью без рамок, пришпиленными булавками прямо к обоям.

— По крайней мере, теперь я знаю, что ты с ними делаешь.

— Славная коллекция, правда?

— Вижу неплохие фото, которые ты получил не от меня. Кстати, это не раздражает твоих близких?

— Я живу один. Жена ушла некоторое время назад.

— Сожалею.

— Ничего страшного. Покажешь последние снимки?

— Конечно. Извини.

— Не извиняйся.

Фотограф из Службы криминалистического учета высыпает снимки из конверта. Франсуа Мюллер берет пачку черно-белых снимков среднего формата и направляется к большому пустому столу с яркой настольной лампой.

— Предупреждаю тебя: это ужасно. Я с некоторых пор стал толстокожим, но в этот раз и мне поплохело.

— Понимаю, — говорит Мюллер, просматривая снимки заброшенного аквариума и останки Памелы.

— С этой историей у меня будет бешеный успех. Все постоянные клиенты хотят эти снимки.

— Ничего удивительного. И ты в них уверен?

— На все сто.

— А в префектуре никто ничего не знает? — спрашивает Мюллер, не отрываясь от фотографий.

— Никакого риска. Я печатаю тираж дома. И не я первый. Всегда есть любители.

— Знаю.

Мюллер просматривает снимки, раскладывает их — скоро на столе не остается места.

— Я положил тебе конверт на письменный стол, — говорит он, не поднимая глаз. — Возьми.

Марсель Барон берет конверт. Занавески в комнате задернуты. Его взгляд не может оторваться от тел, распростертых в лужах крови на земле, на опавших листьях, на асфальте, на коврах, под автомобилями… В положениях иногда гротескных, иногда с оружием в руке… Он замечает фото автомобиля Месрина, изрешеченного пулями, двух жертв Тьерри Полина,[11] старых дам, найденных у себя дома среди жалкой меблировки. На другом снимке он узнает работу «Прямого действия».