Корпоративное племя. Чему антрополог может научить топ-менеджера - [10]

Когда работа сделана: тело осмотрено и увезено, семья проинформирована, – самое время вернуться в отделение и перевести дыхание… съев сэндвич с говяжьим тартаром. Во времена исследования Даниэль полицейские с коллегами отправлялись с столовую и заказывали сэндвич с говяжьим тартаром. Такое блюдо меньше всего хочется съесть после того, как насмотрелся на изуродованное тело. Однако от вас ожидают, что вы съедите его с улыбкой. Это один из «мачо-ритуалов», попавших в поле зрения министерств и впоследствии запрещенных. Всевозможные комитеты и в конце концов руководство полиции заявили: больше никаких сэндвичей после вызовов на самоубийство.

Полицейские пришли в бешенство. Протесты были повсеместными. Никто не ожидал, что полицейские, как мужского, так и женского пола, так разозлятся из-за этого запрета. Ведь речь шла всего-навсего о сэндвиче. Однако с точки зрения антрополога такое поведение вполне логично. Грубоватый ритуал с сэндвичем выполнял важную функцию. Конечно, в нем была доля шутки и он служил проверкой, сумеешь ли ты съесть сырое мясо и не поморщиться, но он также давал возможность завести значимый, излечивающий разговор с коллегами. Они спрашивали, как ты, готов ли вернуться на дежурство, как реагировала семья на сообщение о смерти и не первый ли раз ты оказался в такой ситуации. Разговор шел не по стандартному сценарию и не по протоколу, но был теплым, давал поддержку и исцелял душу. С этой точки зрения абсолютно понятно, почему запрет на ритуал с сэндвичем вызвал сопротивление.

Когда в министерстве узнали об истинной ценности этой традиции, была создана официальная система поддержки полицейских, переживших эмоционально сложные вызовы. Некоторые прошли специальное обучение тому, как разговаривать с коллегами, столкнувшимися с травмирующими случаями. Однако традиция сэндвича с говяжьим тартаром была сильна. Даже после того как появились альтернативные формы поддержки, ритуал периодически всплывал, тайно и не на глазах у руководства.

Мы часто говорим о культуре организаций в негативном ключе: она вредна, неуправляема, ее нужно изменить. Однако культура не бывает хорошей или плохой. Она просто есть. Это связная структура, дающая ответы на два главных вопроса выживания группы: как мы – группа или организация – выживаем во внешней среде? И как мы организуемся внутренне? Ответы на эти фундаментальные вопросы содержатся в ритуалах, нормах, словах и историях.

Любое проявление культуры, поведение, убеждение, любая ценность – все это имеет для членов корпоративного племени свой смысл или имело его в прошлом. Иногда в это сложно поверить, когда вы видите группу коллег, делающих что-то совершенно нелогичное, например угрожающее существованию организации. Однако, если вникнуть в социальную структуру команды или группы, вы всегда обнаружите, что это поведение когда-то служило определенной цели, что оно было частью стратегии выживания.

Культура всегда логична и всегда возникает в ответ на попытку решить проблему или найти ответ на вопрос. Это не значит, что те или иные аспекты культуры со временем не утратят ценность, не потеряют эффективность, так как служили старым целям, не станут ненужными или не будут разрушены изнутри. Культура не является неизменной. Она постоянно обновляется через диалог и взаимодействие между людьми. Однако целенаправленное изменение культуры, когда оно привносится извне, должно проводиться крайне осторожно. Вы никогда точно не знаете, что произойдет, если изменить один изолированный аспект культуры. Можно получить нежеланный побочный эффект или всплеск недовольства. Вы рискуете разрушить традицию, имеющую сопутствующие преимущества для группы, как в истории про сэндвич с говяжьим тартаром.

Глава 2. Глазами антрополога. Исследуем неосязаемое и учимся понимать

Антропологи участвуют и наблюдают.

Фраза «Измерить – значит узнать» не относится к антропологии. Если спросить физиков, психологов, социологов или студентов МВА, что характерно для антропологов, скорее всего, они расскажут, чем антропологи не занимаются. Они не работают с заранее выдвинутыми гипотезами, не пользуются структурированными интервью, не проводят эксперименты, не работают в тесных рамках теории. Они вообще чем-то занимаются? Конечно.

Примерно в 1920-е годы работа в полях стала нормой для западных антропологов, которые желали изучать культуру аутентичным ей способом. Антропологи стали следовать принципу заинтересованности (ученый отбрасывает принцип научной нейтральности и становится заинтересованным членом изучаемой группы). Это должно было положить конец спекуляциям на тему туземных народов и экзотических обычаев; антропологи принялись изучать культуру изнутри. Чтобы понять основополагающую структуру сообщества, необходимо было начать с достоверных описаний поведения, отражающего внутреннее восприятие мира, избегая, насколько возможно, интерпретации этого опыта с точки зрения западных чужаков или колониальных правителей.

Коллеги не будут считать антрополога «настоящим», пока он не проведет длительного исследования с погружением в жизнь народа в каком-нибудь отдаленном месте (чем сложнее обстоятельства и некомфортнее условия, тем лучше). Но многие придерживаются мнения, что уважения заслуживает только тот антрополог, который провел время среди разных групп. «Если ты знаешь только один народ, – думают они, – то, считай, ничего не знаешь».