Короткие смешные рассказы о жизни 3 - [11]

– Может, все же можно хоть немного передохнуть? Я уже не чувствую ни ног, ни рук.

– Это даже хорошо, значит, они не будут болеть. Уже немножечко осталось. Очень красиво! Да так похоже получается! Это будет одна из лучших моих работ. Возможно, даже самая выразительная картина на выставке.

На лицах бабуль промелькнула тень улыбки, и у них появились силы, чтобы просидеть, не двигаясь, еще часа два. Женщины есть женщины!

– Все! Больше не могу! – сказала бабушка и решительно встала. Она налила себе стакан воды, выпила его залпом, вытерла платочком лоб, подошла к мольберту и широко раскрыла глаза.

– Это что еще такое? – спросила она в возмущении, указывая на холст.

Нинок почуяла неладное и тоже ринулась к картине.

– Это вы! – не моргнув глазом, абсолютно спокойно ответил молодой человек, кивая на свою работу.

– А это? – спросила Нинок, тоже тыча пальцем в холст.

– Это, стало быть, вы. Видите ваш румянец?

– Я тебе сейчас покажу румянец! – угрожающе сказала Нинок. – Сейчас такой румянец покажу… – приговаривала она, целясь в бедного художника веником.

Я наблюдал за происходящим, ничего не понимая. Вернее, я понимал, что дело в картине, но подойти к ней не было никакой возможности, потому что вокруг разворачивались боевые действия. Нинок запульнула в художника веником, он ловко поймал его и кинулся к забору. Бабуля ринулась на перехват.

Бабушкин телефон запиликал. Это звонили мои родители. Они спросили, как у нас дела и чем мы занимаемся. Я абсолютно честно ответил, что у нас все хорошо, что сейчас бабушка пытается догнать дядю, в которого Нина Павловна кинула веником. Родители очень удивились и попросили, чтобы бабушка перезвонила, как только освободится.

В этот момент окно второго этажа соседского дома открылось, и оттуда послышался громкий смех. А потом появился сам Глеб Борисович. Он высунул голову в окно и закричал художнику, словно тот был его хорошим знакомым:

– Аркаша, перескакивай через забор, а то эти две натурщицы еще прибьют тебя!

– Ах вот оно что! – кричала на бегу бабушка. – Так это сообщник Бабочкина! А мы-то уши развесили, позируем, стараемся!

Тем временем я подошел к мольберту и увидел рисунок. Эти был обычный натюрморт уровня второклассника. Я бы точно нарисовал лучше. На белоснежном блюде красовались две кривоватые груши. Одна из них – поменьше – видимо, обозначала мою бабушку, а вторую – с розовым бочком и покрупнее – вероятно, рисовали с Нины Павловны.

Бабочкин, свесившись по пояс из окна, продолжал заливаться смехом, наблюдая, как бабули носятся по двору за бедным художником.

– Ха-ха-ха! Аркаша, подари мне этот натюрморт. Я повешу его у себя на кухне для поднятия настроения!

Натурщицы и художник изрядно вымотались от погони. Обессиленные, они уселись у порога и, тяжело дыша, обмахивались платками.

Бабочкин продолжал висеть на окне.

– В честь своей победы предлагаю устроить чаепитие. С меня малиновый пирог. Попьем чаю? – примирительно спросил он.

– Тащи! – махнула рукой Нинок.

Через пару минут все вместе – Бабочкин, художник, бабули и мы с Кнопиком – дружно пили чай у нас в саду. Все громко смеялись, вспоминая подробности сегодняшней истории. На прощание бабушка сказала Глебу Борисовичу, что они этот его розыгрыш просто так не оставят, и ответочка таки будет.

– Хорошо-хорошо! За мной тоже не заржавеет! – подмигнул Глеб Борисович.

Вечером бабули ломали голову над тем, как же разыграть Бабочкина в ответ.

– Нужно что-то придумать, – говорила Нинок, – а то Бабочкин нам удар за ударом, а мы ему только на рояле сыграли, и все. Кстати, нужно завтра утром повторить концерт.

– Глебушка подготовился, он даже не дает нам времени на ответный удар. Не умеет проигрывать. Ладно, завтра мы его с утра пораньше музыкой поднимем. Он любит поспать подольше, а мы этим и воспользуемся.

Только наутро бабуля придумала чего похлеще рояля. Сперва они с Ниной Павловной пробрались к Бабочкину во двор и зашили ему проемы в штанинах брюк, висевших на бельевых веревках. Но этим не ограничились. Взяли из сарая старую дудку, которая очень громко и противно дудела, подставили к открытому окошку соседского дома высокую лестницу, и бабушка тихонечко карабкалась по ступенькам, держа в зубах эту дуду.

– Видели бы сейчас меня мои дети! – шепотом прошипела бабушка.

– Ничего, внук им все расскажет! – ответила Нинок. – Давай-давай, смотри под ноги. Кровать должна стоять прям у окна. Как только залезешь наверх, сразу дуди что есть мочи, чтоб Бабочка со страху подскочил.

Бабушка залезла на самый верх лестницы, взяла в руки дуду, сосредоточилась и только собралась в нее как следует дунуть, как из окна резко появилась чья-то лохматая голова и сказала:

– Бу!

– А! – закричала бабушка и начала съезжать по стене вместе с лестницей.

– Ах! – ахала Нинок, пытаясь удержать бабулю.

Кнопик лаял, я испуганно таращил глаза.

А лохматая голова (это был невыспавшийся Бабочкин) сказала:

– Не стыдно ли вам, Галина Ивановна, в соседские окна лазить? Да еще и с сообщниками. Что люди подумают?

Глеб Борисович покачал головой и как-то очень церемонно закрыл окно.

Бабушка с Нинком потащили лестницу в сарай.