Короткая остановка на пути в Париж - [29]

, пожалуйста». «Василек», — скомандовала продавщица, порылась под прилавком и выбросила наверх две конфеты с синем цветком на обертке. Стаканы показались Профессору мутными, захватанными, — наверно, и не моют никогда: дурацкий спектакль! Он уже жалел, что затеял прогулку с Ивлевым. «З-за встречу!» — Коля запрокинул голову и неторопливо перелил в себя содержимое стакана. Он вроде бы и не делал глотательных движений: водка, будто сквозь воронку, сама устремилась куда-то вглубь. Профессор так пить не умел и вообще давно уже разучился пить водку из стакана. Он поперхнулся, тотчас почувствовал, что всё его существо заполнено привкусом и запахом дурного дешевого спиртного, закашлялся было, но одолел себя, сделал последний глоток и быстро сунул в рот конфету. Шоколад, отдававший соей, не таял во рту (от холода, что ли?), прилипал к зубам (слева наверху у Профессора был небольшой мост на золотых коронках), так что пришлось без церемоний сунуть в рот палец и счищать комки конфеты. «Может быть, сразу и добавим?» — неуверенно спросил Коля. Профессор испуганно показал рукой, что отказывается. «А я, знаешь, выпью, пожалуй. Холодно. Да и п-повод такой». «Наливать, что ли?» — продавщица крепким ногтем сковырнула пробку с початой бутылки. «Вот до сих пор, будьте любезны», — Коля показал на стакане, докуда наливать. Продавщица снова одним махом плеснула водку в стакан. «Я заплачу», — Профессор поспешно сунулся во внутренний карман пиджака за бумажником. «Н-ни в коем случае. Уговор дороже денег», — Коля высыпал на обитый клеенкой козырек прилавка пригоршню мелочи и принялся старательно отсчитывать нужную сумму.

5

Снег на пустующем бульваре не был ни подметен, ни натоптан, — Профессор сразу почувствовал, как набралось в штиблеты. «Присядем ненадолго», — Ивлев кивнул в сторону засыпанной снегом скамейки. «Верная простуда», — закряхтело в душе Профессора, но ему было неловко в чем-либо отказывать Ивлеву. Наскоро смахнули со скамейки снег. Ивлев подложил под себя тощую кожаную папку с бумагами, которую на пути прижимал подмышкой. Когда он принялся закуривать, Профессор снова заметил, как сильно дрожат у него руки. Он вспомнил: читал где-то, что у Достоевского после каторги были искалечены ногти. Потом подумал, что Коля, наверно, много пьет. Необязательный разговор, который они вели на ходу как-то сам собой сник, когда они устроились на скамейке: сделалось очевидно, что пора перейти к чему-то более значительному, но спрашивать Ивлева о пережитом Профессор не решался. И того более не решался рассказывать о достигнутом им самим за минувшие годы разлуки и делиться предположениями на будущее (которое, признаться, открывалось весьма радужным). Ноги, сперва разогревшиеся от растаявшего в штиблетах снега, теперь стыли ужасно; утром Анна Семеновна, жена, просила его поддеть под тонкие носки еще и шерстяные, но он отказался наотрез, даже рассердился: откуда он мог знать, что в пору обычного вечернего чая будет коченеть на пустынном заснеженном бульваре. На Ивлеве пальто было никудышнее — дешевый семисезонный москвошвей. Профессору вдруг захотелось сделать невозможное — снять с себя добротную шубу, пошитую в академическом ателье, и накинуть Коле на плечи.

«Может быть, пойдем всё же, а то и простудиться недолго», — предложил он.

Если ты не очень озяб, посидим на морозце, пока мысли не поровнеют. Олеся, знаешь, сердится, когда я подшофе.

«Как она?» — Профессор тотчас осекся: воспоминание о том, как он не захотел встретиться с Олесей, обожгло его. Наверно, она и Коле рассказала.

«Болеет. Работала тяжело...» — Коля отозвался спокойно, будто говорил о чем-то стороннем и должном.

Профессор вспомнил королевскую стать, косу до пояса, походку балерины. Его задело, что Коля, показалось ему, бесчувственно говорит об Олесе. Это всё — усталость от пережитого, страшного, — думал он. — И киоск этот ужасный. И эти папироски вонючие. И этот реферативный журнальчик с технической работой и грошевой зарплатой. Одни в таком положении норовят отыграться, другие, как Ивлев, прячут голову под крыло. Хоть он упирается, надо всё-таки вытащить его. Если не для него самого — так для Олеси. Тогда и стыдно перед ней не будет. Коля вполне мог бы защититься. Надо только ему помочь тему найти выигрышную. Простую и актуальную, чтобы долго не возиться. Впрочем, даже не в теме дело... Профессор почувствовал, что может заговорить убедительно и уже собрался заговорить, но тут Ивлев крепко затянулся напоследок и щелчком отправил окурок далеко в сторону.

«Читаю в журналах твои статьи, главы книги твоей будущей, о которой, хоть еще и не появилась, уже много говорят... — начал он для Профессора совсем неожиданно. (Профессор был, конечно, польщен, но сдержал готовую расцвесть улыбку и несколько даже иронически пожал плечами.) — Ч-читаю, — продолжал между тем Ивлев, глядя на Профессора с недоумением, похоже, мучительным для него самого, — ч-читаю, и всё очевиднее становится, что книга годна для употребления в п-пределах, ограниченных на карте мира красным цветом... — (Профессор обмер: в глазах Ивлева не было ни осуждения, ни насмешки — искреннее недоумение. И это было всего ужаснее.) — …Знаешь, танцоры есть такие? — Ивлев вдруг улыбнулся, точно и в самом деле увидел перед собой какого-то ему знакомого танцора. — Перед ним огромный зал, а он выделывает п-па на старательно отмеренном вокруг себя пятачке...»