Короткая глава в моей невероятной жизни - [2]

По англи й с кому мы пр оходим «В ели ко го Гэтсби»[3]. Вчера вечером я не прочла нужные главы, потому что … ну, полагаю, у меня на самом деле нет нормального оправдания, кроме лени и брата, без конца вламывающегося в мою комнату с вопросами по его домашним заданиям. Я знала, что в действительности ему хотелось выпытать у меня информацию о старшей школе, а совсем не о начальном курсе алгебры. Джейк только что совершил грандиозный скачок из средней школы в старшую. А это совершенно другие правила социального поведения, и Джейк пытается определить пищевую цепочку. Все люди, о которых я говорила по телефону или с Клео, когда она к нам приходила, внезапно предстали перед ним во плоти. И теперь он желал знать, была ли Стефани Старк уже такой толстой, когда встречалась с Майком Пайном, или же ее раздувшийся вес стал причиной, по которой Майк бросил ее ради Хайди Кравитц. Понимаете? Джейк нуждается во мне, и потому я не смогла добраться до «Великого Гэтсби». Так что на уроке я просто сидела, рисовала в своей тетради, слушала обсуждение и очень жалела, что не прочитала книгу, потому что там было то, о чем бы я захотела высказаться. К счастью, мистер Нардо ни разу меня не спросил.

После истории США у меня был свободный урок. В первый месяц учебы в спортзале были установлены столы по всем работающим кружкам. Придя туда, можно было взять брошюры (и бесплатные шоколадные мини-батончики) и записаться в клуб астрономии, в группу подготовки школьного ежегодника, в труппу мимов, в ассоциацию поросячьей латыни [4], ну и так далее. Думаю, вам нужно кое-что узнать обо мне – я ненавижу клубы по интересам. Я никогда не была девочкой-скаутом. С девяти до одиннадцати лет я спала на подушке с наволочкой, на которой были изображены «Backstreet Boys»[5] (я убью вас, если расскажете хоть кому-нибудь), но никогда не состояла в фан-клубе.

Итак, свободный урок застал меня в спортзале, зарывшуюся в брошюры и уплетающую мини-батончики «Charleston Chews» во время раздумий, в какие бы клубы вступить, потому что мистер Макадамс сказал мне, что если я не сделаю свое резюме более разнообразным, то не поступлю в хороший колледж. Очевидным выбором для меня было вступление в математический клуб, но мне ведь не надо даже объяснять причины, по которым этого никогда не случится, не так ли? Я ходила туда-сюда почти сорок пять минут, но и на шаг не приблизилась к вступлению в какой-нибудь клуб, хоть и поглотила умопомрачительное количество мини-батончиков.

Не то чтобы у меня не было никаких интересов.

Я люблю писать. Много читаю. Знаю почти все, что можно знать о фильмах. Создаю свои собственные футболки. Меня всегда приводили в восхищение пингвины, вот только я что-то не нашла клуба любителей пингвинов, предлагающего бесплатные леденцы «Тутси Поп»[6]. Думаю, просто не существует того, что охарактеризовало бы меня настолько, чтобы мне захотелось официально это признать. Это как сделать татуировку. Они классные, и мне бы очень хотелось сделать какую-нибудь, я даже смирилась с тем фактом, что родители выгонят меня из дому, но элементарно не могу придумать симв ол, или слов о, или образ, которые были бы близки мне настолько, что я бы смогла жить с ними вечно. Но сегодня, стоя в этом спортзале, в окружении ярко раскрашенных ксерокопированных брошюр и миниатюрных второсортных батончиков, я осознала, что есть лишь одна вещь, точно характеризующая меня, вот только посвященных ей клубов не существует, и я не могу вытатуировать ее у себя на лопатке, щиколотке или небольшом участке спины. И я стояла там, пока звонил звонок на четвертый урок, и чувствовала, как звук отскакивает от стенок внутри моей пустой головы.

Не то чтобы я не тратила часы, дни, недели и даже годы на размышления о том, что меня удочерили. Мои родители никогда не пытались скрыть это от меня. Я довольно рано поняла, что мои прямые темные волосы, оливковая кожа, худощавое телосложение и леворукость – все то, что отличает меня от моей семьи, хорошее и плохое, – заложены в моем таинственном генном пуле[7]. Но – пул звучит как нечто маленькое. А на самом деле это что-то, более походящее на море или океан с бесконечным горизонтом. Все наше прошлое – все, что когда-то случилось или, наоборот, не случилось, все эти свадьбы, появления на свет, смерти, секреты, триумфы, ссоры с последующим примирением или, возможно, без примирения, а после отъезд в дальние края с целью начать все сначала – делает нас теми, кто мы есть. Но мне неизвестна ни одна история из моего океанического прошлого. Я знаю лишь, что все эти события каким-то образом подбросили ребенка к ногам идеальной пары по имени Эльзи Тернер и Винс Блум в непривычно снежный апрельский день.

И так началась моя жизнь в качестве Симоны Тернер-Блум.

Я много думала об этом, как видите, но вас может удивить тот факт, что мне никогда не хотелось узнать что-нибудь о моем настоящем семейном древе. В своем воображении я обрезала все эти ветви, оставив лишь голый, одинокий ствол. Мне неизвестны никакие детали. Кроме одной. Ее имя – Ривка.

Ривка. Мои родители говорили мне, что Ривка была молода и не могла оставить меня, что я была чудесным даром, бла-бла-бла – все то, что обычно родители говорят детям, которых они усыновили. Они никогда не выдавали ничего вроде: «Господь хотел, чтобы ты был с нами». Так родители моего друга Минха объясняли ему, почему они поехали во Вьетнам и усыновили его. Мои родители никогда ничего не говорили о Боге, потому что они не верят в Бога. Зато они говорили, что тогда даже не задумывались о том, когда и как создадут семью, и, когда им представилась возможность забрать меня, они просто знали, что так будет правильно. Ривка стала частью истории до того, как я смогла дать понять, что не желаю знать никаких деталей. Со временем они перестали произносить ее имя, но это имя дребезжало в моем мозгу, высвобождая разные мысли и принимая различные формы, и иногда будило меня во время самого крепкого сна, оставляя на языке свой таинственный привкус.