Короткая дорога - [10]

Калитка распахнулась почти сразу.

— Лёнечка, здравствуйте! Вы заходите, заходите. Я только чайник вскипятила!

Дачные соседи всегда всё про всех знают, я не исключение. Бойкая старушенция получила участок в Моторном ещё при советской власти в поздние семидесятые, поскольку её ныне усопший супруг возглавлял профком одного из ныне закрытых НИИ. Воспитала здесь сына (тогда комсорг, ныне бизнесмен), теперь взращивает на песчаной карельской почве внучек. Очень приличная “старорежимная” семья, хотя сынок Паша самую чуточку панибратски-хамоват в стилистике девяностых — не отучился за четверть века. Но я не обижаюсь, бывает.

А вот мама у него хорошая: печет блины, нацепив отлично сохранившийся синий спортивный костюм с эмблемой “Олимпиада-80”, ходит в лес за черникой и варит варенье в тазике, участвует в общественных мероприятиях дачного товарищества — типаж “социально активной пенсионерки”, без намёка на занудство и сквалыжничество.

От чая отвертеться не удалось. Я намекнул, что могу вывезти мусор (того мусора оказалось два с лишним десятка накопившихся с зимы бутылок и мешок пустых консервных банок), был мигом усажен за стол, одарен холодными оладьями и прямо-таки огромной кружкой со свежезаваренным чаем с мятой.

Баба Зина очень седая, худенькая, шустрая. Запах хороших заграничных духов, что вполне совмещается с поливом томатов. Следит за собой.

Для начала поговорили о всяких глупостях. Как ваш бизнес, Лёня? У Пашеньки, вот беда, всё лето дела идут неважно — эпидемия, будь она неладна. Вы вообще верите в этот коронавирус? Да, я тоже верю, умер муж старой подруги, но ему и было за семьдесят, осложнения.

— Зинаида Георгиевна, можно глупый вопрос? Вы тут живете сорок с лишним лет. Никогда не замечали в поселке ничего… Ничего странного? — Странного? — бабуля приподняла чуть подведённые брови. — Лёня, я не поняла слово “странное”. В восемьдесят втором, — как раз осенью Брежнев умер, — в Моторном погибли три курсанта из речной мореходки, были на практике, где-то нашли метиловый спирт. Ну и… Сами понимаете. Пили в те времена страшно, жуть вспомнить. Расследование было, участковый со следователями ходил по дачам, вдруг кто-то торгует из-под полы… — Я не об этом, — очень мягко сказал я. — Мало ли, вдруг случалось, будто из-за окна кто-то зовёт? И голос такой… Неприятный. Будто неживой.

Выложил бабе Зине ночную историю, в которой ничего особого по большому счёту не было: вдруг мне просто почудилось спьяну? Говоря откровенно, я после полуночи незаметно для себя оприходовал треть бутылки “Лагавулина” за книжкой Кирилла Ершова.

Я ожидал чего угодно, только не подобной реакции.

…— Дайте… Вон там на буфете, нитроглицерин! Красная трубочка!

Зинаида Григорьевна побелела в прямом смысле этого слова — я был уверен, что так бывает только в книжках романтических писателей эпохи Александра Дюма. А тут вполне здоровая, розовощёкая, проводящая лето на свежем воздухе старушка вдруг сдулась будто проколотый воздушный шарик. Румянец на щеках заместился туберкулезной болезненной желтизной.

Две капсулы нитроглицерина подействовали.

— Лёня, расскажите подробно — что произошло. Что вы слышали?

Я повторил. Не упоминая, разумеется, о “короткой дороге” — незачем озвучивать вчерашнее приключение, а то ещё примет за сумасшедшего. Слышал, мол, в ночи непонятное. Поцарапанная дверь машины. Кот Маркентий с утра сидел и смотрел.

— Тридцать пять лет… — проронила в ответ баба Зина. — Ну да, конечно, август тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Может помните, тогда ещё Фестиваль молодёжи и студентов проводили. Тридцать пять лет! — Простите? — не понял я.— Леонид Андреевич, милый, вы всё равно не поверите. Вы из другого поколения, у нас разный склад мыслей. Вы должны понимать, что тогда о подобных вещах говорить публично не рекомендовалось, а потому возникали самые разные слухи…

Лето восемьдесят пятого. Только-только отошёл в мир иной ветхий старец Черненко, у подгнившего кормила встал Горби, и ковчег супердержавы направился к краю света, с которого и рухнул в небытие спустя всего шесть лет. Впрочем, счастливых обладателей дачных соток столь высокие материи не занимали, будущее представлялось если не безоблачным, то как минимум стабильным.

Первый инцидент в Моторном случился в конце июля: пропал четырнадцатилетний сын председателя правления. Нашли его спустя пять дней за озёрами, в нескольких километрах от посёлка. Зинаида Григорьевна сама не видела, но люди утверждали, что парень до крайности повредился умом, поседел, членораздельно говорить не мог и был втихую отправлен в психиатрическую в Ленинград. Больше того, оставался там ещё в девяностые. Казалось бы, меньше недели в лесу и такой печальный итог — почему? Замерзнуть в июле сложно, полно черники, есть вода, а чтобы заблудиться в окрестностях, нужен отдельный талант: дороги, просеки, тропинки, всяко выйдешь к людям. Но факт остаётся фактом.

Дальше — хуже. Восемь исчезновений за первую декаду августа, на сей раз бесследных. Это уже было ЧП не просто районного, а областного масштаба, с привлечением к поискам не только милиции, но и солдат внутренних войск. Началась тихая паника, люди стали уезжать в город. Разговоры ходили самые разные: маньяк, волки, НЛО — уфология тогда была в большой моде. Ни малейших следов, восемь человек будто в воздухе растворились.