Корона во тьме - [24]

Корбетт перечитал письмо. Уже совсем стемнело, и он, отложив донесение в сторону, лег на кровать и еще раз обдумал написанное. Должен же быть, думал он, какой-то ключ, какая-то трещина в этой тайне, через которую можно было бы проникнуть в нее. Он вспомнил старинное изречение из читанного в юности трактата: «Коль скоро проблема существует, стало быть, должно существовать и ее логическое разрешение. Найти его — всего лишь дело времени». Конечно, если тебе оставят время на поиски, с горечью подумал Корбетт. Он чувствовал, что вовлечен в какой-то королевский театр масок, лицедейство, игру, где он — один из участников пантомимы, спотыкающихся во мраке на потеху невидимому безмолвному зрителю. Ночная скачка по продуваемому ветром утесу, король, падающий во мрак, пророчества о его судьбе. Корбетт задумался над этими пророчествами. Их источник — разумеется, если есть возможность найти этот источник — не даст ли сведений более определенных? А если эти пророчества вполне невинны, в таком случае кто знал о них и, что еще важнее, кто постарался, чтобы о них узнали люди? Корбетт попытался вернуться мыслями назад, распутать клубок собранных сведений. Кто-то называл имя пророка. Этот кто-то назвал его Томасом? Томас Рифмач — Томас из Лермонта. Корбетт спустил ноги с кровати и трутом зажег три большие свечи, взял письмо к Бернеллу и запечатал его. Пусть письмо уйдет в том виде, как оно написано, а он займется другими делами.

Монастырские колокола зазвонили к вечерне, но Корбетт дождался, пока монахи возвратятся из церкви, и только тогда сошел вниз и вместе с Ранульфом отправился в трапезую с белеными стенами. Подали простую еду — хлеб, суп и разбавленное вино, и во время трапезы один из монахов читал из Священного Писания. Корбетт, охваченный нетерпением, едва мог усидеть на месте, утешая себя единственно удовольствием созерцать лицо Ранульфа, потребляющего столь постную пищу в столь постной обстановке. Как только трапеза завершилась благодарственной молитвой, Корбетт шепотом приказал Ранульфу сидеть в их келье и не высовывать носа оттуда, сам же он тем временем попытается переговорить с приором. Приор с готовностью согласился, предложив Корбетту прогуляться по тихим темным крытым аркадам, развеяться на первом мягком ветерке раннего лета. Некоторое время они прохаживались в молчании, потом Корбетт принялся расспрашивать приора о его склонности к монашеской жизни, наслаждаясь язвительными ответами и узнав с удивлением, что приор приходится, в частности, дальним родственником Роберту Брюсу, а также, что он — знаток трав, страстно интересующийся врачеванием и приготовлением лекарственных настоев, зелий и снадобий. Корбетт исподволь перевел разговор на покойного короля и весьма был удивлен последовавшей за этим вспышкой.

— Хороший был, сильный правитель, — заметил приор, — но как человек… — Его голос замер, и наступившее молчание прерывалось только стуком сандалий по каменным плитам.

— Что вы хотели сказать? — спросил Корбетт.

— Я хотел сказать, — пылко отозвался приор, — что это был распутник, пренебрегавший своими обязанностями. Десять, одиннадцать лет он вдовствовал, имея множество возможностей жениться и родить сына. Вместо этого он тешил свою похоть, женился поздно, а потом погиб, гонясь за плотским наслаждением, и оставил Шотландию без наследника.

Корбетт заметил, что гнев, таящийся в глубине души приора, готов вырваться наружу, и деликатно хранил молчание.

— Даже здесь, — продолжал приор, — в аббатстве Святого Креста, он тешил свою похоть. Некая знатная женщина, вдова, приехала на могилу своего покойного мужа, но явился король и увидел ее. Он стал преследовать ее, засыпать подарками, драгоценностями и роскошными одеждами. Потом он ее соблазнил, не в замке и не в одной из своих усадеб, но прямо здесь, открыто бросив вызов своим и нашим обетам. Я сделал ему замечание, он же рассмеялся мне в лицо. — Приор помолчал. — Заслуженный конец, — заметил он. — Спаси и помилуй его Бог. Я, видите ли, должен был присутствовать на том собрании Совета, — добавил он уже веселее, — но был занят и послал свои извинения. Кто знает, возможно, мне удалось бы отговорить его. — Он погрузился в молчание, и Корбетт, украдкой бросив на него взгляд, заметил, даже в неярком свете луны, каким напряженным и скорбным стало его лицо.

— Отче, — осторожно спросил Корбетт, — вы говорите, что король едва ли не сам накликал свою смерть?

Приор поджал губы и кивнул.

— Значит, — продолжал Корбетт, — другие тоже так полагали? Я имею в виду, не это ли стало причиной множества предсказаний, что с королем случится что-то скверное?

Приор пожал плечами и пошел дальше, легко опираясь рукой о руку Корбетта.

— Да, — ответил он. — Люди действительно думают, что король поступал опрометчиво, но были и другие предсказания, не только благочестивые предположения. Их высказывало это странное создание, Томас Рифмач, или Томас из Лермонта.

— Чем странное?

— И внешностью, и повадками. Он постоянно творит свои четырехстрочные стансы, предрекающие будущее отдельных людей или даже целых семей. Странный человек с таинственным прошлым. Говорят, будто он девять лет пропадал в Стране Эльфов!