Корона из жемчуга и кораллов - [2]

Оставить меня.

– Ты не знаешь, выберут ли они меня. Ты такая же красивая, как и я, и ты никогда не болеешь. И до меня дошли слухи, что Элис тоже рассматривается.

Я скептически приподняла бровь.

– Мама говорит, что даже со своим шрамом я красивее, чем когда-либо будет Элис. Как же она сказала? «Стоит только Элис улыбнуться, и принц побежит за нянькой при виде ее кривого зуба».

Зейди нахмурилась.

– Маме не стоит говорить такие вещи. Элис ничего не может с этим поделать.

– Как и мама, – сказала я, взглянув искоса.

Зейди потянула за одну из веревок, свисающих с борта лодки, хмуро поглядывая на крошечную рыбку, болтающуюся на конце. Уже несколько лет в наших водах вылов рыбы превосходил все мыслимые пределы, хотя никто, казалось, не желал этого признавать. Зейди бережно положила переливающееся чудо на ладонь, сняла крючок и забросила рыбку обратно в море. Она была слишком мелкой для еды. Впрочем, мы могли бы использовать ее в качестве приманки, если бы тут можно было поймать что-то крупнее.

– Я знаю, что с мамой бывает нелегко, но она просто хочет для нас лучшего, – спустя какое-то время сказала Зейди. – Того, чего она сама была лишена.

Полдюжины едких комментариев всплыли в моей голове, но я прикусила язык.

– Возможно, ты права.

И хоть я никогда ей не говорила, но знала наверняка, что Зейди будет избранной; единственной из нас, кто когда-либо ступит на землю – то, о чем я мечтала с самого детства. Со шрамом или без шрама, я никогда не была настолько красивой, как Зейди. В Варинии мы всегда искали несовершенства, будь то в жемчужинах или в людях, а Зейди всегда замечала только хорошее. Буквально на прошлой неделе, пока я горевала об ущербе, нанесенном нашему дому прошедшей бурей, Зейди наблюдала за небом, выискивая радугу.

И даже когда нашей маме было совсем плохо, Зейди могла найти добрые слова, чтобы ее поддержать.

Я никогда не смогла бы стать такой хорошей, я не обладала таким чистым сердцем. И с этим было тяжелее всего смириться.

– Я собираюсь поплавать, – сказала я, жалея, что не могу сбросить с себя мысли так же легко, как юбки.

Зейди тревожно осмотрелась вокруг. Как юные леди на выданье, мы не должны были появляться на людях босоногими, но нырять в юбке было не просто сложно – это было опасно. Раньше, когда устриц было в изобилии, ныряли в основном юноши. Но сейчас девочки и женщины по возможности им помогали. А в нашей семье, учитывая ежедневную рыбалку отца и отсутствие братьев, других вариантов, как распределить работу, не оставалось. Даже мама не могла много жаловаться, она знала, как сильно нам нужны были дополнительные деньги.

– Ты идешь? – спросила я.

– Соль высушит нашу кожу. И мама об этом узнает.

Я поставила руки на бедра и ухмыльнулась.

– Последний, кто найдет устрицу, должен будет сегодня готовить ужин.

По правде говоря, мы не могли позволить себе вернуться домой с пустыми руками. Не могли, если хотели поесть на следующей неделе. Но было проще притвориться, что все это было игрой, той, в которой на кону не стояли жизнь или смерть.

– Готова?

Она покачала головой, но ее пальцы уже были заняты развязыванием своей юбки и стягиванием туники, чтобы прикрыть бедра.

– Ты жестока, – сказала она, а затем спрыгнула с лодки в прозрачную воду.

Я нырнула вслед за Зейди и пронеслась мимо нее ко дну. Нарастающее в ушах давление заглушило мой слабый внутренний голос, шепнувший: «Я знаю».

Несколькими часами позднее я помешивала в горшочке водянистое рыбное рагу на огне. Когда Сэмиэль вошел в дом, его тело все еще блестело от морской воды после плавания. Сэми был нашим лучшим другом и единственным мальчиком в деревне, который осмелился играть с нами в детстве. Мало того, что наша мама была строгой сверх меры, так еще и отец наш был лучшим другом губернатора. Однако Сэми был освобожден от маминых нагоняев, поскольку его отцом как раз и был губернатор.

– Только не говори мне, что Зейди нашла устрицу быстрее тебя, – поддразнил он. Сэми любил соревноваться так же, как и я, но Зейди сегодня повезло. Устрица лежала на небольшом столике из коряг, уже очищенная и, к сожалению, без жемчужины.

Наша главная валюта, очень редкие розовые жемчужины, которые можно было найти только в водах Варинии, в последнее время также стала редкостью из-за того, что аппетит иларийцев к жемчугу продолжал расти. Жемчужины шли на украшения для знати, а также их измельчали и добавляли в кремы для кожи и декоративную косметику. В большинстве варинийских семей имелась небольшая баночка с целебной мазью из жемчуга, но ее следовало беречь на крайний случай, так как многие из нас были здоровы от природы, проводя столько времени в наших водах, которые, как поговаривали, как раз и делали жемчуг таким особенным. После случившегося мама ежедневно наносила крем на мой шрам в надежде максимально его скрыть, но в итоге прекратила, когда поняла, что он никогда полностью не исчезнет.

Сэми бросил потускневшую медную пуговицу на стол рядом с пустой створкой устрицы.

– Смотри, что у меня есть для Зейди.

Я неодобрительно цыкнула. Согласно закону, Илария была нашим единственным торговым партнером, поставляющим нам все, что не могло предоставить море: одежду, фрукты и овощи, инструменты, книги, бочки и питьевую воду. Даже дрова нам доставляли из Иларии. Но Сэми был исключением из правила. Он часто торговал тайно – и противозаконно – с нашими кузенами, галетянами. Более века назад небольшая группа варинийцев, рискуя своими жизнями, ступила на землю, а затем сбежала на север с табуном украденных иларийских лошадей. Эти лошади стали основой галетской культуры, в то время как волны сформировали нашу.