Короли комедии - Инна Ульянова - [2]

Я сейчас смотрю, как с жизнью меняются художники. Не в лучшую сторону, доложу я вам. Когда режиссер становится политиком, актер - режиссером, это неправильно. Каждый должен заниматься своим делом, к чему стремится сердце.

- Значит, Акимов, приглашая вас в свой театр, уже разглядел в вас талант комедийной актрисы?

- Да, ему понравились отрывки, которые я показала, и он сразу же меня взял. У Акимова я играла то, что и должна была играть - комедии. И сейчас вряд ли смогу сыграть что-нибудь душещипательное, потому что никто же не поверит. В спектакле "А зори здесь тихие" в театре на Таганке я рыдала на всю ивановскую, провожая Васькова, а зрители смеялись.

У Акимова я получила и любовь, и ласку, и воспитание. Причем, Николай Павлович не читал нотаций, а воспитывал собственным примером, вниманием и состраданием. Он умер от сердца в 68 лет. Люди недушевные не умирают от сердца. Может быть, не умирают вечно. Ему можно было позвонить и сказать: "Николай Павлович, у меня проблемы". Он отвечал: "Знаете что, захватите бутылочку сухого вина и приходите!" - и помогал тебе подняться над обстоятельствами.

- Не вспомните ли что-нибудь из его советов, высказываний?

- Пожалуйста. "Вы знаете, почему у свиней шея не двигается? Она же свинья, она же не может посмотреть на небо". Какая прелесть, правда?

Или такая фраза: "Инночка, избегайте жизненных сквозняков, избегайте драматических ситуаций. Вы научитесь плакать, потому что у вас начнут сдавать с годами нервы. Но все равно, берегите свой дар. Меня тревожат ваши постоянные женитьбы..." Я отвечала: "Но я же один раз вышла замуж!" - "Ну, видите, неудачно. Мой подаренный сервиз оказался прочнее вашего брака".

Атмосфера в театре была чудеснейшей, актеры относились друг к другу поразительно. Ты пришел в труппу, Елена Владимировна Юнгер здоровалась с тобой так, будто ты народная артистка, а не она. Там нельзя было "стучать", наушничать. Если ты приходил к Акимову с поклепом на кого-нибудь, он презирал в первую очередь тебя. Он был настолько вкусово воспитан, что его ранили даже ненаманикюренные ногти актрисы. Это был человек другого века.

- А почему вы уехали в Москву?

- Я очень соскучилась по дому. Если бы я родилась в Ленинграде, все было бы нормально. Он лучше Москвы. А тут женитьбы, разводы, всякие бытовые обстоятельства - год театр снимал мне номер в гостинице "Европейская", потом предложили комнату в квартире. Я привыкла к более комфортной жизни, и меня потянуло в Москву, к родному дому, где были родители, бабушка с дедушкой, роскошная

квартира. Николай Павлович сказал: "Инночка, вы делаете огромную ошибку, уходя из театра, где вы любимы". И это действительно было так.

- Вы уезжали в неизвестность. Тем более уже с первых шагов на сцене Театра на Таганке было ясно, что ленинградского успеха не повторится.

- Да, и было отчаяние. Я понимала, что второго такого театра не будет. Не скрою, что было приятно, когда в Ленинграде тыкали вслед пальцем: "Вон Ульянова идет!"

В Москве первые три месяца я работала на эстраде, выступала с Борисом Владимировым и Вадимом Тонковым, которые впоследствии прославились как Авдотья Никитична и Вероника Маврикиевна. А потом сформировался Театр на Таганке. Конечно, это был не мой театр, но все говорили: "Дура, подумай логически: новое дело, новые люди. У тебя сразу будет свое место". Когда я увидела спектакль "Добрый человек из Сезуана", он мне показался безумно интересным. Любимов предложил дебют, и я согласилась.

Сказать, что я ничему там не научилась - враки. Любимов чувствовал время, он понимал: что-то меняется в ценностях, они удешевляются. Он слышал время, и благодаря ему я тоже стала внимательно прислушиваться ко всему окружающему. Он учил соотносить свою роль с тем, что происходит сегодня вокруг. Вот, например, в спектакле "Галилео Галилей" был такой диалог. Главный герой, которого играл Володя Высоцкий, говорил моей героине: "Настанет новое время, чудесное! Одно удовольствие жить в это время, госпожа Сарти". И я отвечала: "Надеюсь, в это новое время мы сможем заплатить за молоко..." Любимов бился со мной три часа, прежде чем я смогла произнести эту фразу так, чтобы каждый зритель понимал, о чем мы хотели сказать.

А потом наш театр раскололся. Пошли сплошные скандалы и суды. Говорить о той ситуации, в которой мы оказались, у меня нет желания. Мы работали на Любимова, на его идею. Около тридцати лет отдано, сыграно ролей - намного меньше. Один-два спектакля при большой труппе - это практически ничто. И почти тридцать лет - это слишком дорогая плата. Надо было в какой-то момент уходить, и была такая возможность. Но "задница христианина тянет книзу", а меня никто не подтолкнул.

- У Акимова в Театре комедии вы надевали роскошные платья, перья. Ваша Дама с лисой из "Семнадцати мгновений весны" сделала вас известной актрисой кино. На Таганке роли были иного плана?

- Да, к сожалению. Конечно, по шпалам в тундру я не пойду, и тетка в бушлате и телогрейке, которой я оказалась в этом театре, - не мое. Я этого не знаю. А играть то, чего не знаешь, - бессмысленно.