Королевство пустых зеркал - [11]

А он?

Ведь не сдался, не спился, и не вернулся домой. Он… Боролся?

Можно ли ежедневное отчаяние и добросовестное выполнение нудной и однообразной тяжёлой работы назвать Борьбой?

Когда ты, отлично осознавая равнодушие окружающих, не связанных с тобой по этой самой работе, и почти неприкрытую зависть и ненависть тех, кому ты — конкурент, вынужден по восемь часов «выдавать продукт», причём — без ошибок и «производственных потерь», поневоле взвоешь… И захочешь кого-нибудь убить.

Причём — всё равно, кого!..

Нет, рассудок у него вполне крепкий. Он пережил и это, и разрыв с «вдохновительницей», которая вначале делала вид, что переживает за его неудачи и обломы, а потом и делать перестала…

Хорошо хоть, совместных детей у них нет. Впрочем, кажется, после неудачной операции времён «бурной молодости» это ей и не грозило. Повезло, ничего не скажешь.

В-смысле, ему.

С-сука …ная!.. Б…! Ш… расчётливая! Не надо было слушать её…

Впрочем, и сам хорош.

Да и чего он так завёлся, что аж руки трясутся? Вспомнил статистику самоубийств и алкоголизма среди «творческих личностей», и невостребованных артистов?

Ну да, вспомнил.

Если верить социологическим исследованиям чёртовых учёных, по десятибалльной шкале стрессов они имеют семь и две десятых. А выше них, с показателем семь и восемь — только шахтёры… Не то, что, скажем, библиотекари: два и шесть! Жаль только, читать он не очень любит — а то бы точно пошёл в какие-нибудь архивные черви.

Э-э, кого он обманывает. Не пошёл бы. Он — дизайнер. А дизайнерам свойственны падения-взлёты как самооценки, так и вообще настроения. Вот: он успокоился. Почти.

Тщательно вытерев руки давно посеревшим и насквозь вымокшим истончившимся полотенцем, он повесил его на простой гвоздь в стене, и прошёл к столу.

Ага, мобильник зарядился. Вздохнув, он посмотрел в угол. Ничего ободряющего. Зато, когда он похлопал по карману, девять оставшихся бумажек приятно похрустели.

Оставив зарядку включённой, он сошкреб защитный слой с карточки. Так. Теперь так. А теперь — код и городской…

Сколько же он не звонил матери? Полмесяца? Месяц?.. Да нет — уже два.

Слушая гудки, он кусал губы. Как она отнесётся? Или — нужно будет всё-таки съездить? Нет, не успеть — даже если ехать вот прямо сейчас… Он надеялся, что двадцати минут карточки хватит. Даром, что ли, «обязался не раскрывать»!..

Голос, возникший вдруг в трубке принадлежал тётке:

— Аллё? Аллё — кто это? Говорите громче!

— Тётя Шура!!! Здравствуйте! Это Алексей! — он так и делал, отлично зная, что тётка хоть и глуховата, (якобы) слышит звонок и хватает трубку всегда первая, — Алексей это!

— А, Лешик! Здравствуй, солнышко моё! Ну, как ты там, как Леночка?

Вот вредоносная старуха! Отлично знает, что он «Леночку» послал лесом уже три года как, и всё подкусывает! Ну погоди ж ты!

— Леночка уехала в Магадан, на лесозаготовки, и больше не звонит. — насладившись лёгким замешательством на том конце провода, он посерьёзнел. — Тётя Шура! А мама дома? Можно её?

— А, да-да, Лешенька, конечно! Вот, она уже берёт трубку!

Разговор предстоял тяжёлый. Правда, тяжесть его заключалась только в моральной стороне.

В их странных сложно-натянутых отношениях Алексей никак не мог разобраться чуть ли не с пяти-шести лет. Когда впервые осознал, что Мать его не столько любит, сколько хочет с помощью его «гениальных» способностей утереть нос остальным Родственникам и знакомым.

Один только табурет с песнями и стихами собственного сочинения на каждый семейный Праздник с неизменным приглашением всей родни чего его нервам стоил!

— Алло! Лёша?

— Здравствуй, мама. Да, это я. Ну, как вы там?

— Здравствуй, моё солнышко! — теплота в голосе всегда отлично удавалась матери. Особенно, когда поблизости были свидетели, — Всё в порядке. А как ты сам? Работаешь? Здоров? Ну, рассказывай! Давненько ты что-то не звонил…

— Да что рассказывать-то… Всё потихоньку. Мам, я чего звоню. Мне предлагают хорошую работу… За рубежом. Но… Надо заключать контракт года на три, не меньше! Вы как — продержитесь столько без меня? — вопрос чисто риторический. А то они не «держатся» без него уже почти восемь лет! Приезды на выходные два-три раза (Один — с этой самой Леной!) явно не в счёт. Он ни крышу не перестилал, ни огород не копал…

— Что ты говоришь, Лешик? Я чего-то недослышала… — в трубке потрескивало, голос матери прерывался. Он повторил помедленней, стараясь чётко выговаривать слова:

— Я говорю, предлагают хорошую работу. За рубежом. На три года. Сможете обойтись пока без меня? Я… постараюсь высылать деньги на хозяйство!

— А-а… Хорошо, Лёшенька, я поняла… Езжай, конечно… Вдруг там сможешь закрепиться… Было бы хорошо, наверное… (Он так и не понял, кому — ему или им.) Звони хоть иногда.

— Обязательно. Буду… писать. — вспомнив в последний момент о запрете на звонки он вовремя поправился, — И денег постараюсь высылать почаще… Может, наймёте кого — крышу-то перекрыть!

— Да-да, обязательно… Как там у тебя здоровье?.. Не болеешь?

— Нет-нет, мам, всё отлично. Одеваю нижнее бельё когда холодно, и немытых фруктов не ем!

Эта традиционная шуточка родилась из регулярных же напоминаний… А других «полезных» советов он почти никогда и не слышал.