Королевство плоти и огня - [7]

– Многое изменилось, – ответил Кастил. – В том числе мои отношения с Пенеллаф.

– Пенеллаф? – удивленно переспросил Аластир, подняв бровь. – Имя в честь богини мудрости, верности и долга?

Я кивнула, поскольку не могла просто стоять и игнорировать его.

На его губах заиграла легкая улыбка.

– Полагаю, это подходящее имя для Девы.

– Если бы ты ее знал, то не полагал бы так, – ответил Кастил, и я крепко стиснула зубы, чтобы ничего не ляпнуть.

– Тогда жду не дождусь, чтобы познакомиться. – Улыбка Аластира стала напряженной.

– Придется подождать еще. – Кастил обернулся и на миг встретился со мной взглядом. Этого было достаточно, чтобы я поняла: он не хочет, чтобы я ему перечила. – Пенеллаф уже уходит.

Киеран подошел ближе и положил руку мне на поясницу, подталкивая вперед. Я подавила желание отказаться. У меня хватило здравого смысла понять: Кастил не хочет, чтобы я находилась рядом с гостем, и на то, возможно, есть веские причины.

Я зашагала вперед, отчетливо сознавая, что меня провожают взглядами. На полпути к двери я услышала вопрос Аластира:

– Разумно ли позволять Деве так свободно передвигаться?

Я остановилась…

– Иди дальше, – прошептал Киеран.

Рукоятка украденного ножа впилась в ладонь.

– Было бы неразумно отказывать ей в этом, – со смешком ответил Кастил, и я призвала все свои силы, чтобы не швырнуть в него клинок.

Киеран шел за мной. Мы миновали стражников, которые вернулись на караул у большой деревянной двери. Шагая дальше, я напоминала себе не смотреть вверх, но все равно подняла глаза, когда проходила мимо пришпиленного тела господина Тулиса.

Грудь словно придавило камнем. Он и его жена приходили к герцогу и герцогине Тирман с мольбой оставить им третьего сына, их единственного выжившего ребенка, которого следовало во время Ритуала отдать на службу богам. Я чувствовала их глубочайшую боль и отчаяние, и они подействовали бы на меня даже без моего дара. Я собиралась просить за них королеву. Сделать что-нибудь, пусть даже безуспешно.

Но они сбежали. Вся семья Тулиса, его жена и младенец-сын получили шанс начать новую жизнь. И он воспользовался этой возможностью, чтобы нанести рану, которая убила бы меня, если бы не Кастил.

Мне хотелось кричать. Хотелось завопить: «Зачем?» Я смотрела на бледное лицо и засохшую кровь на груди. Зачем он сделал этот выбор? Он бросил все ради сиюминутной прихоти. Ради мести мне, хотя я не сделала ничего плохого ему и его семье. В итоге все пошло прахом. Теперь его сын будет расти без отца.

Но, по крайней мере, он будет жить. Если бы его отдали на Ритуале, его бы ждало будущее хуже смерти. Я понятия не имею, как долго жили третьи сыновья и дочери в этих храмах. Скармливали их сразу, еще в младенчестве? Маленькими детьми? Третьих сыновей и дочерей отдавали в первый же год жизни, тогда как вторые сыновья и дочери являлись ко Двору в возрасте между тринадцатью и восемнадцатью годами. Они оставались живы – точнее, большинство из них. Некоторые умирали при Дворе от болезни крови, уносившей их по ночам. Кастил говорил, что вампиры борются с жаждой крови, и теперь я сомневаюсь, что они умирали от болезни. Скорее это было похоже на то, что случилось с Малессой Экстон, которую нашли со сломанной шеей и с укусами на горле. Хотя у меня нет доказательств, я знаю, что ее убил лорд Мэзин, Вознесшийся, и выставил ее тело на всеобщее обозрение.

«По крайней мере, лорд Мэзин больше никому не навредит», – сказала я себе, охваченная диким удовлетворением. Я охотно вспоминала потрясение на его лице, когда отрубила ему руку. Никогда не думала, что буду рада убивать кого-то, кроме Жаждущих, но лорд Мэзин опроверг это убеждение.

Неистовая радость быстро иссякла, когда вернулись мысли о детях. Как может кто-то, смертный или нет, вредить таким юным созданиям? А Вознесшиеся делают это годами – веками.

Осознав, что застыла столбом, я двинулась дальше. На сердце было тяжело, я даже не глянула на Джерико. Судя по жалобному поскуливанию, он еще жив.

Я считаю, что все заслуживают смерти с достоинством, даже он, но не чувствую ни капли сострадания. Эту участь он навлек на себя сам.

А Лэнделл? Мне его жаль? Не особо. Что это говорит обо мне?

Не хотелось об этом думать, поэтому я спросила:

– Кто этот человек?

– Его зовут Аластир Дэвенуэлл. Он советник короля с королевой. Близкий друг семьи. Кастилу и Малику он скорее как дядюшка, – ответил Киеран, и я слегка дернулась при упоминании брата Кастила.

– Почему же Кастил не хотел, чтобы я оставалась рядом с ним? Из-за того, что Аластир – советник его родителей? Или потому что он слишком сильно хочет разорвать меня на куски?

– Аластир не склонен к насилию, несмотря на шрамы. И хотя он знает свое место рядом с принцем, он предан королеве и королю. Есть вещи, которые Кастил не хотел бы доводить до ведома отца с матерью.

– Вроде нелепого брака?

– Что-то вроде того.

Когда мы завернули за угол и вступили в общие помещения, где не пахло смертью, Киеран сменил тему.

– Тебе стало жалко смертного? Которому Кас помог вместе с семьей сбежать от Вознесшихся?

Кас.

Боги, такое безобидное прозвище для такого опасного человека.