Королевство Бараглаф - [8]

— Пересчитал?

Он покачал головой.

— Там немного серебра и куча мелочи.

— А что произошло?

Осел рассказал им о случившемся, пока они уминали хлеб с ломтями колбасы. Он был абсолютно спокойным, но остальные — потрясены. Хотя было очень жарко, Мышка жалась к Филину, будто дрожа от холода. Осел умолк, но никто не решался нарушить тишину, потом заговорила Норка:

— Хижан говорит, что знатные денег не считают.

— Какая мудрая мысль, и от кого я ее слышу! — прокомментировал ее слова кто-то рядом.

Все подпрыгнули. Это оказался портовый грузчик, Акулья Наживка. Норка гордо вскинула голову и дерзко уставилась на него. В его присутствии она всегда чувствовала некоторую неловкость. Норка не любила противоречий, а Акулья Наживка был весь соткан из них. Говорил он, как дворянин, но его лицо, все в шрамах, и мозолистые руки выдавали рабочего. За ним закрепилась репутация человека расчетливого и безжалостного, но к ней и ее друзьям он был неизменно добр. Филин, который хорошо разбирался в людях, доверял ему.

— Акулья Наживка! — воскликнул Филин. — Что ты здесь делаешь?

— Подслушиваю, — ответил тот. — На самом деле меня попросили доставить вот это. — Откуда-то из глубины кармана Акулья Наживка достал плоский прямоугольный пакет и отдал его Мышке. — От поклонника.

Мышка несколько секунд смотрела на него, озабоченно хмуря брови, потом развязала веревку и развернула пакет. Там была красивая кожаная папка, а в ней стопка белой бумаги, несколько угольных карандашей, два пузырька чернил, с полдюжины перьев и маленький серебряный ножик. Девочка не могла оторвать глаз от этих сокровищ. Потом медленно подняла голову и взглянула на грузчика снизу вверх. Лицо у него было странное, задумчивое.

— Я никогда не пользовалась… — Она беспомощно взмахнула рукой.

Губы Акульей Наживки сложились в болезненную улыбку.

— Я загляну вечерком в «Улыбку Троллопа» и покажу тебе, как точить перья.

— От кого это?

— От Венихара Гобез-Ихава, дворянина с тросточкой. Передать от тебя благодарность, Мышка?

— Подожди, — сказала она твердо. — Я подарю ему рисунок.

Акулья Наживка прислонился к стене, а она взяла карандаш и начала рисовать. Это был портрет по памяти: ее благодетель смотрел вниз на что-то, что его заинтересовало. Филин почти слышал голос мужчины: «Впечатляет».

Когда Мышка закончила, она отдала рисунок Акульей Наживке. Потом протянула ему карандаш и попросила:

— Напиши внизу: «С благодарностью от Мышки».

— Написать? — повторил Акулья Наживка. — Ты думаешь, я умею писать?

Мышка твердо посмотрела ему в глаза.

— Ты сказал, что научишь меня точить перья.

Он потер рукой лоб, как бы признаваясь, взял карандаш и аккуратно вывел буквы. Потом отдал Мышке карандаш и без дальнейших комментариев растворился в толпе.

— Венихар Гобез-Ихав, — мягко повторила Норка, перекатывая имя во рту и пробуя его на вкус, будто так могла выудить из него ценные сведения. — Интересно, кто это?

— Интересно, откуда он знает Акулью Наживку? — сказал Хорек. — И откуда Акулья Наживка — Акулья Наживка! — умеет писать?

— Интересно, — размышляла Мышка, — как бы выглядел Акулья Наживка, если бы у него не было этого ужасного шрама.

Они все умолкли. Норка огляделась по сторонам и встала.

— Мне пора. Еще надо рыбку поймать да Мастеру угодить. Вы вечером будете в «Троллопе»?

— Только когда стемнеет, — ответил Осел. — Я в немилости.

Норка усмехнулась.

— Снова или все еще?

Он пожал плечами.

— Все снова. Увидимся, Норка.

Глава четвертая ПОДМАСТЕРЬЕ

У Норки был удачный день. Секретный запас филина, который она в тишине и спокойствии пересчитала в своем убежище, прежде чем спрятать, составил немыслимую сумму: четыре золотых, шесть полузолотых, пятнадцать гильдов и пятьдесят две общинки. Вдобавок к этому подарку судьбы (который, в конце концов, достался не ей, а ее другу, хотя это тоже было чудесно), на пристани толклось много беспечного народу и почти не было стражи. Уже после полудня у нее было улова достаточно, чтобы угодить Мастеру.

Пробираясь к таверне «Побитая шавка», Норка заметила на улице мужчину. Он был одет очень прилично: одежда была хорошего качества и чистая. Что-то заставило ее проследить за ним. Он и двигался не как человек из Трущоб. Сам того не осознавая, он Держал голову с высокомерием знати. Она тихонько улыбнулась. Если он торговец или мелкий дворянин, случайно забредший в Трущобы, от Норки ему не уйти. Очень осторожно она подкралась поближе.

Норка проделала все виртуозно: секунду назад все его вещи еще были при нем, а уже в следующую — его элегантный кожаный кошелек лежал за пазухой У Норки. Затем девушка влезла на крышу разваливающегося склада и оттуда стала наблюдать за удаляющимся мужчиной.

Когда он скрылся из виду, она осмотрелась, вынула кошелек и заглянула в него. Норка чуть не свалилась с крыши: в кошельке было пять тяжелых полновесных золотых империалов, миниатюра с портретом дворянина и кольцо из золота и оникса с печаткой. Ее охватила паника. Ей достался необычный кошелек: это была плата за убийство.

Норка попыталась успокоиться и все обдумать. Она достала из кошелька миниатюру и уставилась на нее. Пять империалов — целое состояние, и, должно быть, жертва — очень важный человек. На миниатюре был изображен в профиль молодой человек со смуглой кожей, как у большинства жителей Бараглафа, светло-карими глазами, классическими чертами лица, черными волосами. Это был очень хороший портрет, решила Норка, потому что молодой человек, казалось, вот-вот обернется и заговорит с ней. Норка всматривалась в него, пытаясь запомнить лицо. Потом со вздохом собралась убрать портрет обратно в кошелек, но поймала себя на том, что кладет его отдельно. Ей очень хотелось оставить его себе и сохранить все в тайне, не взирая на возможные последствия. Она задрожала. Потом стала рассматривать кольцо с печаткой. На ониксе была выгравирована печать, которая ни о чем ей не говорила: бабочка с раскрытыми крыльями, заключенная в шестиконечную звезду.