Королевский зал - [23]

Андрюшка, хоть ещё и не совсем повзрослел, но очень хорошо понимал состояние своей старшей сестры. Света для него всегда была образцом: красавица, отличница, спортсменка, активистка, наконец, просто очень сильный человек. Он и представить себе не мог, что когда-нибудь увидит её в таком отчаянии. И ничем помочь ей он не мог. На все его расспросы она отвечала односложно, и чувствовалось, что эти разговоры причиняют ей чуть ли не физическую боль.

Хрупкий белокурый мальчик с бездонными голубыми глазами подошёл к светиной кровати.

- Свет, спишь?

- Нет.

Андрей положил ладонь на лоб сестры, другой рукой взял её за руку, несколько минут посидел так молча.

- Знаешь, Андрюшка, мне так даже легче - как будто от тебя ко мне идут покой и тепло. Ты что, на меня телепатируешь?

- Наверное. Представь себе, что у тебя в голове зажёгся маленький фонарик и его лучик медленно-медленно делает круг внутри. Один круг, второй, третий...

- И, правда, как хорошо! Ты у нас, наверное, добрый волшебник, Андрюшка?

- Света, ты не отчаивайся, это пройдёт, а я всегда буду с тобой.

- Спасибо, Андрей.

- Давай, поправляйся быстрее. А знаешь, я уже для себя решил - после школы пойду в медицинский и буду врачом. Одобряешь?

- Конечно! И папа тоже одобрил бы, не сомневайся...

Глава 10.

После того, как партком разобрался с Мартовой, Дирк почти перестал звонить ей по телефону: он не сомневался, что её телефон прослушивается и не хотел доставлять человеку ещё большие неприятности. Как ни смешно, но на Дирке эта история совсем не отразилась - ни на мехмат, ни в посольство ГДР от бдительных советских людей на него не поступило никаких компрометирующих сигналов, поэтому он, казалось бы, продолжал спокойно учиться на своём факультете.

Но на самом деле Дирк тоже был в отчаянии - ведь Света пострадала именно из-за него, и он ничем не мог ей помочь. Он страшно хотел её видеть, утешить, успокоить, но и навестить Свету в её доме тоже не мог - для советских людей он в этой стране так навеки и останется иностранцем, от которого лучше держаться подальше, поскольку кругом живут не только бдительные соседи, но и настоящие стукачи. Он понимал, что чем чаще они будут встречаться, тем хуже для Светы. Поэтому и их встречи, которые были так естественны в университете, и походы на немецкие фильмы, которые так любила Света, сами собой прекратились, да и Света теперь не интересовалась больше ни немецким языком, ни чем-либо другим, даже своей некогда горячо любимой спелеологией. Её все всегда считали сильным, волевым человеком, а она, оказывается, так легко сломалась, в первый же раз в жизни столкнувшись с человеческими подлостью и предательством.

Впервые в жизни Дирк, как и Света, тоже вдруг задумался о том, в каких же государствах они живут. До сих пор для них обоих всё было ясно и однозначно - комсомольская работа, пролетарский интернационализм, строительство коммунизма, до которого уже было подать рукой. И вот теперь, это советское государство, "самое гуманное и человечное в мире", "где так вольно дышит человек", буквально уничтожило Свету, унизило и оскорбило, лишило будущего, о котором она мечтала с самого детства. И никто, ни один человек с курса не пришёл ей на помощь, никто даже не позвонил по телефону, чтобы поинтересоваться, как теперь она думает жить дальше... Только Дирк, который так страстно хотел притти ей на помощь - единственный из всех не мог этого сделать именно потому, что этого не хотело светино государство.

Дирк думал почти теми же самыми словами, что и Света: что же теперь, после всего случившегося, можно сказать об этом "самом могучем в мире" государстве, в частности, о его "доблестных и всесильных", чуть ли не ясновидящих кэгэбэшниках! Ведь они проворонили её действительное преступление - тайную и противозаконную поездку в Кёнигсберг, которую она, рискуя очень многим, совершила именно для него, в то время как нашли криминал там, где его не было никогда! Оказывается, она - активная комсомолка, отличница, лучшая студентка курса - самый большой враг советской власти на всём геологическом факультете МГУ! Там, как ни в чём не бывало, среди прочих продолжали учиться тупицы, проститутки, бездари - не было места только для Светы. Но самое странное во всей этой истории - всё-таки то, что она никак не коснулась его, Дирка. Этому необъяснимому обстоятельству Дирк как раз и удивлялся больше всего...

Наталья, видя, что творится с её дочерью, тоже была в отчаянии. Она, конечно, прекрасно понимала, в каком государстве живёт - ведь она пережила государственный террор тридцатых годов, отечественную войну, голод, нищету, послевоенные ужасы. Многие годы она каждый день просыпалась с кошмарной мыслью: чем сегодня накормить детей? Она ещё помнила, как её, учительскую дочь, не принимали в институт за "буржуазное происхождение", как в молодом советском государстве в школе было запрещено изучать поэзию Пушкина, так как он был "буржуазной косточкой" и не из класса пролетариев, а из проклятого "класса эксплоататоров".

Она прекрасно помнила, как Костя Становов, самый тихий и безответный слушатель рабфака, где она когда-то училась, пришёл однажды на занятия весь сияющий и сообщил товарищам: "Ребята, сегодня мне приснился сам Иосиф Виссарионович!" Юноши и девушки окружили его, с завистью спрашивая о том, что же делал товарищ Сталин в костином сне, на что счастливец отвечал: "Он пожал мне руку и велел хорошо учиться, чтобы отдать все силы на благо родины!" На следующий день Костя на занятиях не появился. Больше никто его не видел никогда. Ни один сокурсник потом ни разу не упомянул его имени, как будто такого человека никогда и не существовало на свете...