Королевский выкуп. Последний рубеж - [10]

И тогда он услышал скрежет ключа, поворачивающегося в замке. Темноту пронзил яркий огонь факела. Перед пленником, как некогда в Трифельсе, стоял насмехающийся епископ Бове. Только на этот раз нет надежды на избавление, на выкуп.

– Я хотел заверить, что Филипп не казнит тебя, Ричард. О, он думал об этом. Но я его убедил, что такой способ лучше. Случись у Филипа неудачный день, ему достаточно будет напомнить себе, что у тебя он куда хуже. – Епископ осклабился. – Кажется, ему понравилась эта идея. А я, всякий раз бывая в Париже, буду заходить к тебе узнавать, как дела.

Он сделал нарочитую паузу:

– Что, сказать нечего, Львиное Сердце? Ну тогда слушай, что скажу я. По пути сюда я думал обо всем, чего тебе отныне не испытать. Ты никогда больше не увидишь небо, не ощутишь на лице тепла солнца. Ты никогда больше не оседлаешь ни коня, ни женщину. Ты никогда не услышишь шума ветра или дождя, или музыку, которую ты так любишь. Не писать тебе больше песен, не участвовать в схватках. Твой голос – единственный, который ты услышишь. Пройдут годы, и все про тебя забудут, даже друзья. А когда наконец ты умрешь, ты сдохнешь без причастия и будешь вечно гореть в аду.

– Значит, там я встречусь с тобой, подлый сын грязной шлюхи!

Ричард рванулся, насколько позволила цепь, обзывая гостя изъеденной паразитами свиньей, ничтожным трусом, нечестивым предателем, жалким молокососом и вероломной гадюкой, впечатлив охранников этими звучными эпитетами. Но Бове лишь рассмеялся.

Указав на масляную лампу, он произнес:

– Заберем это с собой, ему она ни к чему. – Прелат помедлил в дверях, совсем как тогда в Трифельсе. – Мы будем кормить тебя так, чтобы только поддерживать жизнь. Полагаю, ты протянешь много лет – другим узникам это удается. Но, может, тебе повезет больше, Львиное Сердце, и ты сойдешь с ума здесь, в темноте.

Лишенный света, Ричард ослеп и остался совсем один в удушливом леденящем мраке. Задыхаясь от отчаяния, он кричал, но никто его не слышал, даже Бог. Его похоронили заживо. Он судорожно дергал цепь, пока изрезанные запястья не стали кровоточить. Тут чьи-то руки стиснули ему плечи, а чей-то голос с мольбой просил успокоиться.

Ричард рывком сел. Голова гудела, сердце бешено колотилось, он не мог понять, где находится. Опочивальня незнакомая, но все-таки это опочивальня. Обессилевший от облегчения, король откинулся на подушку. В дальнем углу кровати сжалась молодая женщина: ее глаза округлились, по щеке стекала кровь. Роберт, его новый оруженосец, застыл в паре футов от кровати, но Арн склонился над Ричардом, успокаивающе повторяя, что это был сон, просто плохой сон.

Теперь Ричард это понял. Но сон был так реален, что он еще ощущал тяжесть гремящих кандалов на запястьях, и казалось, даже вдыхает смрад ненавистного склепа. Король на мгновение прикрыл глаза и делал глубокие вдохи до тех пор, пока разум не сообщил телу, что оно в Ноттингемском замке, а не в парижской темнице. Когда он снова открыл глаза, Арн по-прежнему стоял рядом, на этот раз с кубком вина в руках. Ричард осушил его в несколько глотков, и Арн, не нуждаясь в подсказке, взял кувшин и снова наполнил кубок до краев. Их глаза встретились. Оба думали об одном – о ночах в Шпейере и Вормсе, когда мальчик просыпался с криком, боясь, что его запытают до смерти раскаленной докрасна кочергой.

Прогоняя кошмар Ричарда, Арн отдернул полог кровати. Теперь он закрыл его снова, но оставил щель, чтобы постель не окутывала темнота, поскольку во время собственной борьбы с ночными кошмарами всегда тянулся к свету. Он зевая удалился на другую сторону комнаты, к своему ложу, на ходу угостив тычком Роберта, все еще стоявшего с открытым ртом.

Ричард выпил еще вина, на этот раз медленнее, наблюдая за догорающими в очаге углями. Бросив взгляд на девушку, он спросил, указывая на царапину под глазом:

– Это я сделал?

Она кивнула.

– Ты метался как пойманный угорь, махнул рукой и задел меня своим кольцом.

Она снова скользнула ближе, показывая, что отстранилась не из-за страха, просто отступила за пределы досягаемости. Ричард предложил ей остаток вина, и девушка охотно и с видимым удовольствием выпила. Теперь он увидел, что щека у нее распухла, но это ее, похоже, не волновало. Король подумал, что, поскольку синяки – ее профессиональный риск, девица сочла не стоящими внимания те, что нанесены ненамеренно и, скорее всего, будут щедро возмещены.

Она потянулась, чтобы поставить чашу на камышовую подстилку у кровати, а потом, приподнявшись на локте, прощебетала:

– Должно быть, то был очень страшный сон, милорд. Мне такое никогда не снилось, по крайней мере, утром я ничего такого не помню. Но вот мой покойный супруг, помилуй его Господь, ужасно страдал от ночных кошмаров. Он частенько будил меня криком и метался как одержимый. Иногда он даже ходил во сне. С тобой так бывает, милорд?

– Напомни мне, как твое имя?

Она улыбнулась, на щеках появились две глубокие ямочки. Девушка назвалась Евой – имя, часто встречающееся среди женщин, зарабатывающих на жизнь торговлей собственным телом.

– Хватит болтать, Ева, – сказал Ричард и, перекатившись, оказался на ней.