Королевский выкуп. Капкан для крестоносца - [50]

Генриха, младшего брата Леопольда, представили Ричарду как герцога Медлингского. О таком герцогстве королю слышать никогда не приходилось. А вот знакомство с несовершеннолетним племянником Леопольда Ульрихом всколыхнуло в нем неприятные воспоминания о Фризахе, потому как Ульрих был герцогом Каринтии – области, которую Ричард вовсе не испытывал желания увидеть снова. В число прочих гостей входили кузен Леопольда Адальберт, архиепископ Зальцбургский; Дитрих, епископ Гуркский, а также настоятели цистерцианских обителей: в Штифт-Цветтле, основанной отцом Хадмара, и в Штифт-Хейлигенкрейце, фигурировавшей в сходу выдуманной Арном легенде. Ричард надеялся, что лорд Фридрих фон Петтау будет в свите Леопольда, потому как желал узнать о судьбе своих людей, схваченных во Фризахе, но их тюремщика среди присутствующих в большом зале замка Дюрнштейн не оказалось.

Позже Ричард вспоминал о том вечере как о происшествии воистину странном, которое, однако, доставило куда больше удовольствия ему, нежели Леопольду. Герцог держался отстраненно, предоставляя Хадмару принимать английского короля. Ричард видел, что Леопольд на грани, поскольку не уверен, сохранит ли непредсказуемый пленник усвоенную линию хорошего поведения. А короля и впрямь подмывало: он знал, что стоит завести разговор о предстоящем почти наверняка сошествии Леопольда в ад, это повергнет герцога в ужас перед лицом близких и друзей. Но это не сослужило бы ему добрую службу, и потому Ричард старался как мог очаровать знатных гостей. Он галантно чмокал ручки Елене и Евфимии, отвешивал им куртуазные комплименты, усвоенные еще при дворе матери в Аквитании. Архиепископу Адальберту он польстил, почтительно поцеловав его перстень, а припомнив услышанную от Фридриха историю, попросил аббата монастыря в Хейлигенкройце поведать про частицу Истинного креста. То была тема не только удобная для беседы с клириками, она еще выставляла в выгодном свете Леопольда, и Ричард надеялся, что слушатели отметят то благородство, с каким он восхваляет своего тюремщика.

Ему не потребовалось много времени, чтобы выяснить причину их интереса к его персоне. Отчасти она крылась в естественном любопытстве к нему как к прославленному воителю, одному из самых знаменитых государей христианского мира. Но больше всего их интересовал Иерусалим, и вскоре король уже отвечал на вопросы о битвах в пустынях Утремера, о будущем Святой земли и о человеке, который, даже будучи неверным, интриговал почти всех европейцев – о Салах-ад-Дине.

Брат и племянник Леопольда, а также остальные мужчины больше интересовались войной. И хотя сам герцог держался невозмутимо и хранил важное молчание, Ричард не сомневался, что и ему тоже не терпится услышать про поход из Акры, про Ибр-Ибрак и Яффу. Сложись обстоятельства иначе, они с Ричардом могли бы бок о бок сражаться с сарацинами, этими обреченными попасть в ад язычниками, разумеется, но несмотря на это, достойными противниками. Клирики хотели услышать о библейских местах и были сильно разочарованы признанием Ричарда, что он состоит в числе тех немногих, кто не совершил паломничества в Иерусалим после заключения мирного договора. Но стоило ему объяснить, что он не счел себя достойным, так как не исполнил свой обет отобрать Иерусалим у Саладина, как осуждение сменилось уважением перед твердым соблюдением данной Всевышнему клятвы и даже восхищением. Ричард не лукавил, и именно по этой причине отказал себе в духовной радости видеть Гроб Господень, камень, на котором покоилось тело Иисуса Христа, комнату, где состоялась Тайная Вечеря и прочие святые места, запечатленные в Евангелиях. Но это не помещало ему извлечь из этого своего воздержания пользу в беседе с прелатами Леопольда.

Хорошую службу сослужила ему и любовь к музыке. Он был несколько знаком с творчеством немецких трубадуров, называемых миннезингерами, и когда Рейнмар фон Хагенау собрался выступать, Ричард попросил его исполнить одну его песню, указав, как она называется. А затем сам великодушно уступил просьбам дам и вместе с Рейнмаром спел одну из песен собственного сочинения, хотя высокородные поэты Аквитании предпочитали, чтобы их композиции исполнялись жонглерами.

Ему удалось даже обратить единственный некрасивый момент вечера в свою пользу. Лео заметно дулся и, воспользовавшись паузой в разговоре взрослых, спросил громким звонким голосом, а правда ли, что английского короля и его братьев величают «дьявольским отродьем». Грубость сына повергла Леопольда и Елену в отчаяние, но Ричард только улыбнулся и весело поведал их любимое семейное предание про Мелюзину, дьяволицу-графиню из Анжу. Она вышла замуж за анжуйского графа, а потом выяснилось, что ее отец Сатана. Ричард с братьями частенько шутили насчет Мелюзины, противоестественно гордясь такой скандальной прародительницей. Но заметив, что кое-кто из гостей пришел в ужас и осеняет себя крестным знамением, король тут же заверил их, что все это вздор, разумеется – сплетни, распространяемые недругами, чтобы опорочить Анжуйскую династию.

В общем и целом Ричард остался доволен тем, как провел этот вторник в конце декабря. Хадмар лично препроводил его в комнату в башне, к стражникам, державшимся теперь совсем иначе, чем до визита в зал. Австриец вежливо пожелал пленнику покойной ночи, затем, уже в дверях, помедлил и сказал: