Королевский выкуп. Капкан для крестоносца - [40]

– Будь я проклят, если стану дожидаться, когда меня вытащат отсюда как лису из норы, – заявил он и двинулся к двери.

Воины расступились перед ним с поспешностью почти комичной. «Как Моисей, раздвигающий воды Красного моря», – подумалось ни с того ни с сего Моргану, который вместе с товарищем последовал за королем.

На улице, под тусклым, негреющим зимним солнцем, выхода Ричарда из дома ожидала целая толпа: солдаты, селяне, большой отряд рыцарей, сопровождающих герцога. Леопольд восседал на роскошном белом скакуне и был облачен в богатое одеяние: шапка и мантия с собольим мехом, ножны украшены самоцветами, пальцы в драгоценных перстнях. Что-то в его наружности не совпадало с воспоминаниями Ричарда, и тут он понял, что впервые за время их знакомства Леопольд улыбался.

Леопольд не спешил слезать с коня, поскольку это давало ему возможность свысока смотреть на человека, который был на несколько дюймов выше его ростом.

– Когда мне доложили про схваченного на рынке мальчишку, я, признаюсь, питал определенные сомнения, – сказал он, по-прежнему улыбаясь. – Но слава Богу, это действительно ты.

Ричард смерил его равнодушным взглядом.

– Милорд герцог, – процедил он.

Король не сдвинулся с места, пока Леопольд слезал с седла, а затем сделал шаг вперед и вытащил меч. Большинство воинов герцога уже стояли с обнаженными клинками, и теперь вскинули их. Не обращая на них внимания и не говоря ни слова, Ричард протянул меч рукояткой вперед своему пленителю.

Леопольд принял меч, затем внимательно и неспешно смерил Ричарда взглядом, отметив спутанные волосы, отросшую бороду, замызганные сапоги и пыльный плащ, который лишь отчасти прикрывал бывшую некогда белой, а теперь испещренную пятнами грязи и пота тунику тамплиера.

– Не слишком-то ты сейчас похож на короля, милорд Львиное Сердце! Воистину, видок твой более приличествует бедняку, коему и подобает прятаться в лачуге вроде этой. Воистину, «погибели предшествует гордость, и падению – надменность»[6].

Ричард обрадовался заструившейся по жилам ярости, потому как ее поток смыл стыд и страх.

– Если уж ты решил цитировать Писание, напомню тебе другой стих: «Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет»[7]. Не будет прощения тем, кто чинит вред принявшим крест, ни перед церковью, ни перед Всемогущим. Лучше поразмысли над этим, пока есть время. Стоит ли удовлетворение мелкой мести вечного проклятия?

Кровь прилила у Леопольда к лицу и к шее.

– Ты лишился права на церковную защиту из-за твоих преступлений в Святой земле!

– Что-то не доходила до меня весть о твоем избрании папой. На священном престоле сидит Целестин, и неужели ты действительно считаешь, будто он тебя поддержит? Да когда рак на горе свистнет!

Разговор шел по-французски, поэтому только Морган и Гийен могли понимать обвинения, которыми обменивались два правителя. Зная, что Ричард никогда не мог вовремя сдержаться в разговоре, Морган поспешно подошел ближе. Хотя он и не считал Леопольда человеком напрочь, лишенным чести, вроде Генриха, он все-таки не посовестился схватить крестоносца. Что может произойти за стенами его замка, если Ричард продолжит вот так задирать его? Решив, что пора вмешаться, валлиец, стараясь придать голосу уважительность и ровность, сказал:

– Милорд герцог, а что сталось с Арном, тем парнем, схваченным на рынке? Где он?

Леопольд посмотрел на него, явно не уверенный, стоит ли удостаивать этот вопрос ответом.

– Как я упомянул, мальчишка упрямствовал, – произнес он после долгой паузы. – Нам пришлось развязать ему язык. Но не думаю, что причиненный ему ущерб слишком серьезен.

Морган позабыл про намерение смягчить австрийца.

– Вы пытали его?

Гийен разъярился не менее валлийца и, свирепо глядя на Леопольда, обозвал его бесстыдником и трусом. Это обвинение, к счастью для рыцаря, пролетело мимо ушей герцога, все внимание которого было приковано к английскому королю.

Ричард в свою очередь взирал на Леопольда со всем презрением, какое мог собрать.

– Ты, Леопольд, видно точно решил попасть в ад. Мальчишка, которого мучили твои люди, тоже принял крест и находился под защитой святой церкви, как и мы.

Леопольд тоже кипел гневом, но сообразил, что дальнейший обмен оскорблениями ему ничего не даст. Пусть его рыцари и крестьяне не знают французского, вызывающий тон реплик Ричарда угадать не составит труда, а герцог не собирался служить предметом для нападок со стороны своего пленника.

– Довольно, – отрезал он и велел привести для захваченной троицы лошадей. – Поедешь сам или предпочитаешь, чтобы тебя волокли до Вены как обыкновенного преступника?

Как Леопольд и рассчитывал, Ричард был слишком горд, чтобы пойти на такое, и вскоре король и его спутники уже сидели в седлах со связанными ногами и руками, а коней их вели в поводу. Ричарда по-прежнему сопровождал конвой с мечами наголо, потому как герцог не желал давать столь опасному пленнику ни единого шанса. Провожая кавалькаду, жители Эртпурха стояли на дороге и смотрели вслед, удивленные драмой, разыгравшейся в их мирном маленьком селе. Эльс уже стала предметом насмешек насчет жильца, оказавшегося королем английским. Но насмешки были беззлобные: соседи радовались, что вдову не наказали за приют, данный злейшему врагу их государя. Эльс говорила то, что подобало случаю, выражая изумление и ужас от того, что подобные негодяи пробрались под ее кров. Но тем временем ощущала вес припрятанного между грудями кошеля, который Морган сумел передать ей, пока галантно целовал ручку на прощание. Она не сомневалась, что герцог Леопольд – это хороший человек и добрый правитель. Однако молилась и о судьбе пленников – этот свой секрет она делила только с Богом. И еще дала себе обет молиться о душе своего герцога, которому за свершенный им сегодня поступок определенно предстоит гореть в аду.