Королевский гамбит - [78]

— Выпить за все готов, — откликнулся Левченко, наполняя рюмку. — Атаугу я знаю. Атауга, ты грузчиком на военной машине работал? Да? Спасал ты меня однажды… из кювета вытаскивал.

Пургайлис поднял рюмку и сквозь искристое вино продолжал разглядывать сосредоточенно-серьезное лицо Атауги.

— Атауга — калач тертый, — продолжал Эдгар. — Он и браслеты носил и на мир через решетку заглядывал! Будь уверен. Жан — не крыса!

— Где жил раньше?

— В Лиепае.

— Люблю портовые города! — опять зачастил Эдгар. — Порт — подходящее место. Клиенты приплывают и уплывают, а заработок остается! — Он так увлекся собственной речью, что не заметил, как брошенная им в пепельницу сигарета запалила клочок бумаги. Тонкие сизые нити потянулись вверх. Эдгар морщился, отмахивался от едкого дыма, но говорил и говорил.

Несколько раз его пытался перебить Левченко. Какими-то недомолвками, намеками он хотел показать, что знает дела, которыми занимаются люди (он так и говорил “люди”) Освальда Пургайлиса, что разделяет их взгляды и готов не за страх, а за совесть служить им.

Но никто не принимал намеков Левченко всерьез. Все попросту игнорировали его присутствие.

Незадолго до закрытия ресторана Левченко собрался уходить. Он встал, откланялся и, помешкав, снова уселся за столик, чтобы выпить “последнюю”, “посошок”… Присутствие его сковывало собеседников, и они все чаще и чаще в разговоре переходили на немецкий.

Когда спиртное было выпито до капли и Пургайлис оплатил счет, Левченко, перехватив у него взаймы пятьдесят марок, исчез. Освальд облегченно вздохнул.

— Дорогой друг, — сказал он, обращаясь к хозяину ресторана. — Прошу предоставить нам возможность побыть в тишине. Удалите всех. Мне кажется, пришло время закрыть ресторан: комендантский час уже наступил.

Хозяин ресторана был для Освальда Пургайлиса “своим человеком”. Ослушаться его он не смел. И скоро в полутемном залике “ОУКа” остались четверо.

— Господа, можно, наконец, отдохнуть и поговорить откровенно, — сказал Пургайлис и еще заказал вина. — Неприятный субъект этот Левченко.

— Не верю русским, — поддержал немец. — Я имел возможность убедиться в их вероломстве. Они прибегают к нечестным приемам. В кафе “Рим” я видел парней, одетых под матросов. Один — высокий, другой — среднего роста, коренастый, седой. У них есть мундиры эсэсовских офицеров.

Освальд поспешно придвинул немцу рюмку:

— Ганс, догадки — еще не факты. Проверим и выясним, что за матросы облюбовали кафе.

— Облюбовали! Я и хотел сказать облюбовали. Я склонен к предположениям, что многие диверсии совершены не без участия этих людей. Быть может, они действуют от имени подпольщиков-большевиков, которых мы должны нащупать и изолировать.

— Поручите это дело нам, — вызвался Эдгар. — Мы с Жаном завтра выясним настроение матросов из кафе. Не привыкать к таким заданиям. Пойдешь со мной, Жан?

— Почему бы и не сходить, — ответил Атауга. — Но мундиры меня смущают. Не работают ли они, эти матросы, в “СС”. С организацией “СС” я хочу жить в мире.

— Могу ручаться, что они не эсэсовцы, — заверил немец. — Скорее всего — это агенты русских.

— Повтори, Ганс, приметы.

Так по заданию Соколова Янис Витолс—Жан Атауга познакомился сначала с Левченко и Эдгаром, а через них уже и с Освальдом Пургайлисом, значившимся в списке оберштурмфюрера Зеккеля одним из первых.

Вскоре Янис уже считался у националистов своим человеком.

“Выполняя” их поручения, он глубоко проник в разветвленную сеть этой организации, подтвердив Соколову и явки, и количественный состав, и фамилии главарей, что были добыты майором во время “визита к Зеккелю”.

Штаб-арсенал банды Пургайлиса размещался в подвале полуразрушенного бомбардировкой дома с выбитыми окнами. Здесь националисты и решали свои дела, намечали и разрабатывали планы одиночных и массированных налетов.

Пургайлис произносил громкие речи об освобождении Прибалтики от гитлеровцев, но Янис знал, что всеми действиями атамана управляет хищно нацеленная на патриотов Латвии жестокая рука гестапо. Большеносый немчик из “ОУКа”, по твердому убеждению Яниса, и являлся связующим звеном, через которое Пургайлису поступали задания и точная информация о прогрессивно настроенных рижанах.

Разведав окрестности, подвал, все его входы и выходы, Янис попросил Николая устроить ему встречу с майором и, когда она состоялась, изложил план ликвидации банды.

— Мне известно, — говорил Янис, озабоченно морща лоб, — что Пургайлис нащупал нашу группу. На подозрении — Полянский и Федотов. Заметил их в кафе “Рим” гестаповский агент Сластин. Он исполняет там эстрадные песни. Немец говорил об этом Пургайлису. Говорил он еще и о том, что мы имеем эсэсовскую одежду.

— Немчик этот — не большеносый? — спросил Демьян.

— Да. Пожалуй, второго подобного носа не встретишь.

— Это, товарищ командир, фельдъегерь, тот, что вез приказ о стрельбище. Вот ведь паскуда. Не через своих, так через банду решил нас ликвидировать.

— Через своих это делать не в его интересах.

— Да, не дурак фельдъегерь, — невесело обронил Николай. — Я тебя, Дема, предупреждал…

Группа оказалась в трудном положении. Николай и Демьян не могли теперь появляться в городе. Не исключено, что Михаил и Сазонова тоже были взяты под наблюдение. Если это так, то не сегодня-завтра Пургайлис постарается расправиться с группой или оборвать связь ее с отрядом Лузина.