Королевский гамбит - [13]

— С превеликим удовольствием! — не отрываясь от доски, проговорил Киреев. — Своего командира берусь обучить ускоренными темпами в порядке закамуфлированного подхалимажа…

— Брось ты это.

К палисаднику подошел Соколов. Остановился, удобно облокотившись на крашеный штакетник.

— Товарищ майор! Проходите сюда! — пригласил Сальский. — Поболеете вместе с капитаном Мигуновым.

— Поболеть я не прочь! А спервоначала познакомиться надо.

— Болельщик, как я вам уже говорил, — командир дивизионных разведчиков капитан Мигунов, — сказал Сальский. — А мой противник — разведчик. Лейтенант Киреев. Предводитель той самой легендарной группы чудо-богатырей, которая сегодня из вражьего тыла вернулась.

Соколов протянул Кирееву руку. Лейтенант крепко пожал ее и сказал:

— Жаль Стрельченко. Он был боевым командиром и дельным начальником. Надеемся, товарищ майор, что вы продолжите славные традиции подполковника. Мы, разведчики, были у Стрельченко не последними людьми…

— Киреев, ты неисправим! — бросил Мигунов. — Товарищ майор всего день в дивизии…

— Я от чистого сердца! И, коли говорить по совести, начальник оперативного отделения имеет ко мне лишь косвенное отношение…

Игра обострилась. Делая какой-то замысловатый ход, Сальский спросил совета у Соколова. Тот взглянул на расположение фигур и пожал плечами:

— Разбираюсь я в этих вещах, капитан, прямо-таки неважно. Единственный шахматный термин, прочно застрявший у меня в голове, — ход Е2–Е4. Прочитал как-то в “Двенадцати стульях” про известного всем Остапа Бендера…

— Великого комбинатора, — дополнил Мигунов. — А жаль, товарищ майор, что мы не на уровне оказались. Сейчас бы в две доски!

Киреев старательно записывал каждый ход. Сальский играл уверенно и смело. Атаку пешек сопровождал остроумными шутками, а выводя на линию атаки ладью или еще какую-нибудь фигуру, замечал:

— Этот ход, Киреев, будет иметь особые последствия. Он должен выглядеть в записи отлично от других. Отметь его восклицательным знаком, нет, пожалуй, поставь два восклицательных!

— Разве это сильнейший ход? Не лучше ли вместо восклицательных поставить вопросительные? — отвечал на это Киреев и добавил: — Короля-то твоего в центр загнал.

— Подожди, не торопись. Мой шахматный генерал личным примером увлекает воинство, — рассудительно отвечал капитан, берясь за коня. — Видишь? Сейчас генерал на этом коне, как Чапаев, поведет войско в атаку. Личный пример, лейтенант, — основа в любой баталии…

О скитаниях разведчиков, об их тревогах, о поисках дороги из фашистского тыла Киреев рассказывал неохотно и скупо.

— Многое пришлось испытать! Трудно было найти слабое место во вражеской обороне, нащупать стыки между частями.

В последний день Полянский, мой помощник, решил пленить офицера. Полянского обнаружили. Едва успел уйти… Я до сих пор считаю, что сержанта надо было наказать и строго наказать! Генерал зря отменил мое распоряжение…

— Ты его, Киреев, сам отменил, — вмешался Мигунов.

— Под давлением генерала…

— Полянский — лучший разведчик, — начал объяснять Мигунов, выколачивая трубку о каблук сапога. — Таежник, следопыт. Он и на медведя с кинжалом хаживал! И потом, почему ты говоришь “пленить решил”? Полянский взял офицера. Документы важные раздобыл…

— Это так, — согласился Киреев. — Но ты не станешь отрицать, что за нарушение приказа в боевых условиях, особенно в разведке, когда из-за необдуманного поступка могут погибнуть люди, отдают под суд военного трибунала. Не так ли? Я считаю, что всякая мягкосердечность сказывается на дисциплине, разбалтывает солдат и подрывает авторитет командира… Генерал…

— Приказы старших не обсуждают, а выполняют, — вмешался Сальский, завершая комбинацию. — Киреев, я делаю “шах”. Партию ты проиграл. Сопротивление бессмысленно!

— Сдаюсь! Разбит в пух и прах. Еще одну?

— Нет. Отдыхай до вечера. Вечером, если хочешь, еще сразимся.

Капитан сложил фигуры в коробку, встал, простился со всеми и направился в сторону штаба дивизии. Соколов, любезно отклонив приглашение командира роты разведчиков Мигунова зайти к нему закусить, постоял в тени еще немного, докурил папиросу и медленно зашагал вслед за Сальским.

КИНЖАЛ РАЗВЕДЧИКА

Дивизия генерала Бурова готовилась к бою. В лощинах, оврагах, рощах сосредоточивались артиллерия, моторизованные подразделения. Ночами на исходных позициях маскировались танки, гвардейские минометы. Наблюдатели, не смыкая глаз, следили за противником, нанося на карты обнаруженные огневые точки. Чтобы проверить данные о противнике, собранные наблюдателям! и воздушной разведкой, генерал решил заполучить “языка”. Он сам проинструктировал разведчиков перед поиском, подчеркнув, что поручение это имеет первостепенную важность.

Получив задание от командира дивизии, Киреев стал подбирать для вылазки в фашистский тыл людей. И опять крепко поспорил с Мигуновым, который настоятельно предлагал взять сержанта Полянского.

— Мои ребята, — горячо ответил на это Киреев, — и без Полянского приведут “языка”. Помощником будет сержант Федотов.

В конце концов Мигунов уступил ему, заметив как бы между прочим:

— Не передумал бы… Горячку порешь… — выколотил погасшую трубку, сунул ее в карман, дружески похлопал лейтенанта по плечу и покачал головой: — Ошибаешься, Евгений Венедиктович, ошибаешься. Доброго разведчика работы лишаешь. Полянский — парень, что алмаз: чист и тверд. Такой в лишениях не сломится, в беде не подведет. Извини, но в людях ты ещ слабо разбираешься. Наказать, посадить под арест, судить трибуналом… Правильно сказал тогда генерал, не мудрено голову срубить, мудрено приставить…