Королевский двор Франции в эпоху Возрождения - [162]

» сыграл огромную роль в формировании «черной легенды» о королеве — в частности, это сделал американский историк Роберт Сили[1386], но вместе с тем в специальной литературе до сих пор нет однозначного утверждения, что все, что там написано — умышленная и намеренная фикция. Мы постараемся доказать это, равно как продемонстрировать антикуриальную нацеленность памфлета.

Если обратиться к сюжетам «Сатирического развода»[1387], то среди них можно выделить несколько важных направлений: наш анонимный автор (мы будем называть его так) излагает основные исторические события, которые были связаны с королевой; останавливается на подробном перечне и характеристике ее фаворитов, настоящих или мнимых; много рассуждает о ее склонности фривольности, приводя непристойные, циничные и натуралистичные описания; время от времени возвращается к теме необходимости развода как якобы главной цели повествования; наконец, намеренно очерняет членов королевской семьи Валуа-Бурбонов и их дворы.

Социально-политическая конфронтация, длившаяся на протяжении жизни двух-трех поколений французов, привела к кризису монархической власти и сформировала в конце войны ее специфический образ как тиранической. Ролан Мунье хорошо показал, что образ короля-тирана продолжал оставаться частью массового сознания французов также в начале XVII в., что в итоге привело к нескольким покушениям на Генриха IV, и одно из них завершилось успехом 14 мая 1610 г.[1388] Конечно, жанр памфлета, ставшего столь популярным во время гражданских войн, как одного из действенных средств борьбы с противниками, можно было с успехом использовать для дискредитации короля и его толерантной, примирительной политики, равно как его семьи и его двора. И хотя повествование в тексте идет от имени Генриха IV, и поэтому не обвиняет короля в тирании напрямую, хотя слово tyran фигурирует в тексте, но неожиданно, среди прочего, этот монарх сам признается в своих грехах: прелюбодеянии, постоянной похоти, способности терпеть открытые и всем известные измены своей жены, с которой он разводится по причине близкого родства, т. е. по причине «почти» инцеста[1389]. Не является ли все это вместе взятое характеристикой короля-безбожника, без конца менявшего свою религию, не способного быть достойным главой тела Франции, а значит, в какой-то мере узурпатора трона, навязавшего французам самого себя только по праву Салического закона? Читатели «Сатирического развода» после ознакомления с этой книжкой не могли не задаться вопросом: как же такой король может творить справедливость и заниматься своим королевским делом?

По логике нашего анонимного автора, Генрих Наваррский наследовал престол от семьи Валуа, с которой всегда находился в неприязненных отношениях как принц из конкурирующей фамилии, и в памфлете устами Генриха IV эта семья предстает в зловещем свете. Причем, Маргарита на деле является неотделимой частью семейства Валуа, хотя и пытается посредничать: «Уважительное отношение этой королевы, что было ей присуще, позволяло смягчать [гнев] ее братьев и ее матери, настроенных против меня»[1390]. Далее мы встречаем утверждение, что она была любовницей своих «юных братьев», а с младшим из них — герцогом Франсуа Алансонским состояла в кровосмесительных отношениях до конца жизни, чем вызывала устойчивую ненависть и ревность старшего брата — короля Генриха III[1391]. Как известно, Ветхий Завет осуждает инцест[1392], а значит, королевская семья безбожна и распутна. Автор памфлета, продолжая нагнетать атмосферу вокруг дома Валуа, ведет к тому, что изначально проституированная женщина не может быть частью тела Франции, и брошенные Маргаритой ее незаконные дети и их печальная судьба, о чем он много пишет, — тому прямое доказательство[1393]. По логике памфлета, королева не могла поступить со своими отпрысками иначе — ведь она была порочна от природы. Почему?

Потому что, далее мы читаем в «Сатирическом разводе», она происходит из порочной семьи: ее отец Генрих II (1547–1559) открыто жил с герцогиней де Валентинуа, Дианой де Пуатье, которая приворожила его колдовством, будучи старше на двадцать лет, т. е. король не принадлежал сам себе[1394]. К тому же он сам был женат на женщине низкого происхождения, итальянке Екатерине Медичи, происходившей из банкирской флорентийской семьи, ставшей известной только в XIV в. Поэтому, описывая церемониальный скандал в Неракском замке, когда Маргарита отказалась сидеть за обеденным столом с одной из дальних родственниц своего мужа, по причине ее невысокого происхождения, автор напоминает читателям, что «во Флоренции сотни лавочников являются ее прямыми родственниками в двадцатом колене»[1395]. Правда, на момент написания памфлета женой Генриха IV также была другая флорентийка — Мария Медичи, родственница Екатерины и Маргариты, т. е. это напоминание было нацелено равно на всю семью короля — его новую, низкородную жену и, соответственно, таких же королевских детей, наследников трона. Таким образом, ставилась под сомнение легитимность всей династии и ее право на наследование Французского королевства.