Королевская кобра - [5]

Я быстро села, крепче прижала к себе покрывало, оказавшееся пестрым, оранжево-горчичным шарфом, и щурилась, стараясь рассмотреть того, кто хочет отобрать мое одеяло. Видимо, я все-таки уснула и не заметила, как прошла ночь. Сейчас же солнце, поднимаясь над горизонтом, стелило золотисто-розовые лучи по серо-коричневому песку. Лагерь начинал пробуждаться, а тряс меня кувшиноподобный толстяк.

– Пойдем, – сказал он и взял меня за руку.

Мы шли долго, пока лагерь не превратился в неясное, размытое утренним туманом пятно. Только тогда толстяк остановился, отпустил мою руку и отвернулся. Он стоял, не двигаясь, пока я не коснулась края его рукава, и мы пошли обратно.

К тому времени, когда мы вернулись, все уже проснулись и собирались в путь. А я смотрела во все глаза, боясь что-то упустить – в первый раз я видела столько людей и животных разом. Женщины, голоса которых я вчера слышала, привели меня в полный восторг – накрашенные, в ярких нарядах и с многочисленными звенящими браслетами, они были самыми красивыми, кого я когда-либо видела. Хотелось верить, что когда-нибудь я стану такой же, как и они.

– Эй, Гопал! – раздался рядом зычный голос. Я вздрогнула и обернулась – рядом с моим толстяком стоял худой, как палка, мужчина. Поднимающийся ветер раздувал его обширные одежды, и они хлопали, как белье на веревке. – Что это у тебя за мальчишка? – он взял меня за подбородок и стал рассматривать.

– Да вот, оказалось, что у меня есть сын, – отозвался мой дядя. – Я не молодею, семьи нет. Вот и решил взять его на воспитание и, если окажется толковым, то передать потом свое дело, а самому уйти на покой – греться под солнцем и есть финики.

Помня наказ перед отъездом из родного городка, я постаралась скрыть удивление и, опустив глаза, рассматривала свои грязные ноги.

Тощий отпустил мой подбородок и больно ущипнул за щеку.

– Слишком смазливый, чтобы быть твоим сыном, – рассмеялся он и снова потянулся к моей щеке.

– Он на мать похож, – недовольно отозвался толстяк и подсадил меня на пони. – Держись рядом и не отходи ни на шаг, – уже мне шепнул он на ухо.

– Она должно быть красотка, – еще громче рассмеялся тощий. – Что только в тебе нашла?

– Иди уже, скоро отправляемся, – оборвал его Гопал. Он сунул мне еще один завернутый в лист кусок лепешки, насыпал в ладонь изюму, после чего тоже взгромоздился на пони, и мы тихонько потрусили вслед за караваном. Позади всех, привязав к спине узлы с вещами и что-то громко обсуждая, шли женщины.

Иногда до нас доносился их визг. С трудом выглянув из-за обширного живота спутника, я видела, как несколько женщин, вцепившись друг другу в волосы, повалились в пыль. Но никто не обратил на них ни малейшего внимания и не замедлил шаг – время было дорого, припасы были строго рассчитаны на весь путь и не позволяли задерживаться.

Я сбилась со счета, сколько дней мы шли, останавливаясь на ночь среди бескрайних песков. На людей, особенно на женщин, обращали мало внимания, берегли только товар и вьючных животных. Наконец, пустыня кончилась. Сначала появились редкие кустарники, потом деревья, а потом мы окунулись в густую тень джунглей. Время от времени дорога подходила к стенам городов, но мы никогда не переступали за ворота – местные власти брали пошлину за возможность пройти через город.

Все чаще стали попадаться города и деревни, ночи уже перестали быть холодными, и в кострах отпала необходимость. Их разжигали только, чтобы отогнать хищников. Люди уже не жались к огню, а могли заснуть где угодно – чаще всего засыпали прямо на обочине дороги. Я больше не куталась в шерстяной шарф, а тюрбан мешал все сильнее – было жарко, и голова под ним нещадно чесалась. Хотелось поскорее снять его и почувствовать в волосах теплый, как мамины руки, ветер. Но я терпела.

В один из таких жарких дней, когда уставшие и мокрые, все время от времени поднимают взгляд к пронзительно синему небу в поисках хоть небольшого прозрачного облачка, которое бы защитило от безжалостного солнца и дало долгожданную тень, мы подошли к стене. Я задрала голову так высоко, что тюрбан едва не свалился, но не смогла увидеть, где она кончается. Казалось, что каменная кладка уходит прямо в небо.

Караван задержался ровно на столько, сколько времени понадобилось, чтобы расплатиться со стражей у ворот, после чего пестрая река потекла в широкие ворота, заполнила узкие городские улицы и, разделяясь, отдельными ручейками разлилась по переулкам.

Мы тоже свернули в сторону от основного потока. Толстяк остановился и велел помощникам везти товар в лавку, но прежде чем они двинулись, слез с пони и принялся копаться в одном из тщательно оберегаемых тюков. Закончив, отпустил нагруженных животных и погонщиков, а сам вернулся к пони и протянул мне небольшой, с неровными краями выгнутый кусочек зеркального стекла.

– Это тебе на счастье, – старательно отводя глаза, буркнул он и с кряхтением взгромоздился сзади, а у меня сам собой от удивления открылся рот – никогда прежде не держала в руках такой дорогой вещи.

Я развлекалась, пуская солнечных зайчиков, и совсем не смотрела, куда едем. Поэтому очень удивилась, когда остановились возле очередных высоких ворот. Стена, в которой они вырезаны, была такой длинной, что, казалось, опоясывает еще один город. А за воротами возвышалось самое высокое и красивое здание, которое я когда-либо видела. Его крыша, постепенно сужаясь, поднималась к самому небу, а на ее уступах были вырезаны и выкрашены в яркие синие и красные цвета, различные фигуры. Ворота и вход в само здание украшали цветочные гирлянды, и я на какое время остановилась, вдыхая их аромат, но толстяк, не отпуская мою руку, потащил дальше – в просторный зал с высокими колоннами, и плавающим меж ними дымом от курения благовоний.