Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460-1610 - [137]
Обвиненная в отсутствии патриотизма «хорошими французами», сторонниками Генриха Наваррского, происпанская пропаганда сторонников Лиги может быть тем более легко нейтрализована, что в интересах своего дела Лига открыто делает ставку (ошибочно или правильно) на объединение набожного простого народа и низших классов против родовой дворянской и чиновничьей элит, обвиненных сторонниками Лиги в предательстве папизма, иначе говоря — против самой здоровой части (sanior pars) французской структуры. Несмотря на крупные начальные успехи, агитация Лиги в конце концов обрекает ее на изоляцию среди плебеев под огнем тяжелой идеологической артиллерии высших классов. Последние действительно продолжают, несмотря на некоторые разлад и возмущения, прочно держать в руках социальные группы сверху донизу, по всей иерархии рангов и классов. Таким образом, Генрих IV силен поддержкой значительной части элитарных слоев; но он также, ничуть не изменяя своему таланту, является самым популистским среди королей Франции в новую эпоху: он может наконец вырвать плебеев из-под влияния Лиги, добиться единства и сплоченности вокруг своей личности и вернуть королевской власти — удивительная метафора — тот «народный фронт», присущий, по мнению некоего писателя, при Старом порядке монархическому режиму. Это не означает, что королевская власть осуществляется народом. Но происходящая от Бога (хотя и тщательно утверждавшая себя, как мы только что говорили, за пределами чисто церковных структур), королевская власть осуществляется или по крайней мере хотела бы осуществляться, реально или ностальгически, для народа, ее занятием становится защита его гражданских (если не политических) свобод и его земельной и прочей собственности.
Неоспоримо, что синтез национальной идеи происходит, быстро развиваясь, в период приблизительно 1580-1610 годов. Предвещающий возглас: «Да здравствует Франция!» (а точнее: «Да здравствует король, да здравствует Франция!») впервые в нашей истории раздался в Марселе в 1585 году против дебютирующей Лиги. Великие интеллектуалы и правоведы того времени Кокий, Арно, Паскье (но не Боден) поощряют гражданский патриотизм либо принимают его сторону; он еще больше сотрясает мощные позиции интегризма Лиги, которые не смогут долго продержаться, будучи оторванными от национального самоутверждения и подчиненными законам папской веры, пришедшей из-за Альп, поскольку эта вера самоубийственно отвергает приобретения политической или патриотической действительности, всегда более уместные для осмысления этих времен.
Старые формулы Святого Павла из послания жителям Эфеса (4,4) «Одно единое тело и один единый разум, одна надежда, один Бог, один отец…» и особенно «Один-единственный Господь, одна единая вера, одно единое крещение» были заимствованы Гийомом Постелем и популяризированы католической властью в начале Религиозных войн в слегка, но многозначительно измененной форме: «Один король, одна вера, один закон». Постель попросту заменил Господа Бога сеньором-королем и «крещение» — «законом». Конечно, это скромное начало секуляризации, между тем компенсированной строгим религиозным тройственным монизмом, ставшим вскоре чисто католическим и антигугенотским, — «Вера, закон, король», — на явное благо первого термина. Однако долгие испытания религиозным конфликтом в течение четырех десятилетий и затем радужные перспективы, открывшиеся при мирном правлении Беарнца (получавшего силу и энергию возрождавшейся с давних пор Франции, энергию «урезанную», но отнюдь не уничтоженную военным торнадо), после 1595 года заставляют умных людей с меньшей набожностью, но более точно и реалистично давать оценки ситуации или даже национальной структуры. В 1597 году умеренный протестант Жан де Серр может, таким образом, в масштабах всего королевства извлечь некоторые горькие уроки из мощного подъема и трудной консолидации, проходивших на протяжении полутора веков, включая последние 38 лет резни по идеологическим мотивам. Отныне он говорит — правда, не прямо — о необходимости изменить либо смягчить старую словесную триаду, делая ее более прозаичной, более приемлемой и менее унитарной. Таким образом, этот автор теперь уже пишет: «Один король, один государственный закон, одно Отечество» и к этому тут же добавляет: «Одна земля, один воздух, одно происхождение, одно общее отношение к добру и злу, миру и войне». В знаменитой «триаде», где «закон» и «король» вытеснили «крещение» и «Господа Небесного», теперь «Отечество» заменяет «веру». Старый афоризм Святого Павла отныне трижды секуляризирован. Окончательно ли? По сравнению с высокими мирскими достижениями — развитием системы институтов власти и ростом национального богатства — религиозный фактор немного сместился в сторону от центра, продолжая оставаться мощным и даже более активным, чем в предшествующую эпоху. В течение последующих ста лет будет приложено много усилий, чтобы вернуть ему господствующее положение. Это станет одной из целей, так никогда и не достигнутых, периода 1600-1700 годов, обычно называемого «веком святых»: времена молитв, однако, за пределами религиозной сферы совсем не исключают стремления светской и королевской власти к «поискам абсолюта».
