Королева викингов - [245]

Таким образом Гуннхильд снова начала сплетать свои сети.

Солнце дошло до нижней точки в своем круговращении и вновь начало подниматься к югу. К Гуннхильд примчался Рагнфрёд. На его лице было написано возбуждение, а тело готово было затрястись от нетерпения.

— Мать, великое событие для нас! Я ничего не заметил бы, если бы сами Небеса не руководили мною. Я узнал, что ирландский раб Хлёдвира — священник. Был захвачен викингами, переходил из рук в руки, работал как лошадь на пахоте, но все же рукоположенный христианский священник. Я купил и освободил его. Его зовут Каэль. Он будет исповедовать нас, отпускать нам наши грехи и молить Христа, чтобы тот послал нам победу над язычником Хоконом!

— Что ж, прекрасно, — ответила Гуннхильд. Она лучше, чем Рагнфрёд, помнила Йорк, помнила Данию и Брайтнота, и первым делом подумала о том, будет ли во всем этом хоть какой-нибудь смысл. Где алтарь, где святая вода, где, наконец, сама церковь?

Но она ничего не сказала об этом, чтобы не разочаровывать сына. Ей очень не нравился небольшой круглый сероватый нарост, недавно появившийся на его правой щеке. Кожа у рыжих всегда бывает нежнее, чем у всех остальных. Об этом она тоже ничего не говорила, зная, что он не позволит ей применить к себе исцеляющее заклинание. А если ей удастся поладить с этим священником, то, возможно, Христос или кто-то из святых удалит болячку.

Каэль оказался молодым и крепким, но сломленным человеком. Он уже позабыл часть слов церковной службы, не говоря уже о том, чтобы правильно отслужить мессу. Хотя он делал все, что мог. Когда Рагнфрёд привел его к матери, Гуннхильд преклонила колени в своей отдельной каморке и сказала священнику, что она грешила. Сейчас, сказала она, ей не под силу вспомнить все свои проступки, но она знает, что была горда, завистлива и гневлива. Каэль наложил на нее епитимью — несколько раз прочитать «Аве Мария» и «Отче наш» — и перекрестил ей лоб.

Она прочитала эти молитвы. Впрочем, они нисколько не повлияли на те мысли, которые все время владели ею.

Жители с островов пришли к соглашению с Рагнфрёдом. Гудрёд намеревался со своими немногочисленными кораблями пойти в викинг к Ирландии, Уэльсу и, возможно, Фрисланду или Бретани. Что же касается Франции, то поселившиеся там норманны слишком уж отчаянно обороняли свои берега. Гуннхильд испытывала за обоих сыновей сильный страх, с которым ничего не могла поделать.

Одна ночь в конце зимы была холодной и совершенно ясной. Гуннхильд не могла уснуть. В конце концов она поднялась, сунула ноги в башмаки, набросила плащ поверх теплой ночной рубахи и вышла из дома. Двое стражников лениво поплелись следом. Но для нее они были не более чем тенями.

Воздух был неподвижным и пронзительно морозным. Гуннхильд слышала лишь бормотание прибоя, волны которого вяло накатывались на берег. От ее дыхания поднимался белый, как иней под ногами, пар. Над головой нависало огромное небо; звезды чуть ли не соприкасались одна с другой в этой черноте, которую пересекал навеки замерзший Лыжный Путь, исходивший… Она не знала, откуда он мог исходить.

Боги, Силы, Земля, Небо, выслушайте меня, шептала она, запрокинув лицо. Здесь я стою не для того, чтобы просить, но чтобы предлагать сделку. Даруйте победу моим сыновьям. Дайте мне знак — любое знамение, видение, полет птицы, сновидение, что угодно… Тогда, Христос, если это будет от тебя, я стану твоей. Я отрекусь от всех других, от всего, что ты называешь злом, я буду молиться и плакать, бороться за веру и подавлять язычников, отправлюсь в паломничество, дам клятвы и стану монахиней, сделаю все, что бы ты ни потребовал от меня.

Если же это будет от тебя, Один, я совершу великие жертвоприношения, целые стада обагрят кровью твои святилища, на ветвях будут раскачиваться повешенные люди, а церкви повсюду запылают. О, сначала мне придется заставить покориться моих сыновей, но это я смогу. Один, отец Всего, бог Войны; Тор, оберегатель, повелитель бурь, Фрейр, Фрейя, Ньёрд, которые возрождают жизнь и заставляют море делиться с нами своими богатствами: даруйте нам победу и дайте мне знамение в том.

Я же тем временем — я отправлюсь в дом моей дочери, дочери Эйрика, где буду вольна призвать вас, Земля, Небо, Воды, Огонь и все потаенные Силы. Вы даруете нам победу, а я… я не знаю, чем смогу отплатить вам, разве что обращаться с нашими финнами лучше, чем прежде. С вами я не могу заключить сделку. Вас мне придется просить.

Но, кем или чем вы ни были бы, даруйте нам победу. Только дайте мне знать об этом.

В вышине мерцали бессловесные звезды. Гуннхильд возвратилась в дом.

Утром она вновь принялась за повседневные будничные занятия.

Год шел своим чередом, и солнце уже повернуло на весну. Первые корабли с самыми смелыми моряками вышли в Северное море.

Так Оркнейских островов достигли известия о том, что происходило в Норвегии. Погода там стояла прекрасная. Поля сулили прекрасный урожай, а рыбацкие угодья — отменные уловы. Народ был счастлив. Язычество вновь набрало силу. Христианство прозябало в почти полном забвении. Ярл Хокон взял в жены Тору, дочь могущественного вождя Скага Скоптасона. Она была очень хороша собой, и он любил ее, хотя — хихикая, добавил рассказывавший все это человек — это не мешало ему тешиться с другими женщинами при каждом удобном случае.