Королева вестерна - [5]

Саша, как мог, пытался утешить меня, но сталкивался с моей очередной истерикой. Для него эта ситуация тоже была не из легких. Я стала с ужасом замечать, что вместо любви, теперь в его глазах плескалась жалость ко мне. Это и есть конец.

— Что, неприятно спать с инвалидом? — спрашиваю его зло утром, когда обнаруживаю, что Саша ночевал на диване.

— Алена, пойми, я не могу спать, когда ты ворочаешься и поскуливаешь всю ночь. Мне нужно на работу, — спокойно объясняет он.

— Ну и катись на свою чертову работу! А я здесь останусь подыхать в одиночестве, — снова завожусь я. Ощущаю смертельную усталость от недосыпа, но и спать не могу, нервная система дала сбой.

— Пожалуйста, прими лекарства, которые тебе прописал врач.

— От них мне не станет легче. Меня мутит, понимаешь? Все время мутит от себя, от тебя, этих дорогущих лекарств! Мне уже ничего не поможет, слышишь?! — бьюсь в кровати, как рыба, выброшенная на берег.

— Не говори так, — гримаса боли искажает Сашкино красивое лицо.

Не произнеся больше ни слова, прячусь под одеялом и не высовываюсь до тех пор, пока не хлопает дверь.

Пока я еще могла вставать и немного ходить, но все реже делала это — не было желания. После утреннего разговора с Сашей и ночного бдения поймала себя на мысли, что хочу проглотить все свои дорогостоящие лекарства — горстью. Кое-как встала и выбросила их в окно. Так-то лучше.

Мои истерики прекратились, а на смену пришла апатия. В нашей семье пропали завтраки, обеды и ужины. Я лежала весь день в постели, изводила себя депрессивными мыслями, изучала свой диагноз и понимала, что никакого спасения нет. Пыталась встать и пойти, но, не пройдя и двух шагов, падала на пол и ревела навзрыд. Болезнь прогрессировала и доводила меня до сумасшествия.

Саша приходил с работы, грустно вздыхал при виде меня, беспомощно лежащей в постели, с грязными колтунами на голове, и шел самостоятельно готовить ужин. Иногда находил меня лежащей на полу. После очередной попытки ходить, у меня уже не было сил подняться и лечь обратно в постель. Он поднимал меня на руки и нес, а я испытывала отвращение к себе за свою беспомощность. И злость на Сашу за то, что ему приходится со мной нянчиться, вместо того, чтобы заниматься любовью.

— Больше не хочешь меня, да? — говорю и смотрю в угол стены отрешенным взглядом.

— Алена, ты убиваешь себя, как ты этого не понимаешь?! Почему ты выбросила лекарства? Без них твоя болезнь будет прогрессировать!

— Мне на это наплевать.

— А мне нет! Ты эгоистка. Да, думаешь только о себе. Ты считаешь, что тебе одной плохо. А каково мне? Каково мне видеть, в кого ты превращаешься своими же стараниями день ото дня? Твоя болезнь — не приговор, как ты вбила себе в голову.

— Ничего ты не знаешь, Саша, — вздыхаю я.

У меня нет сил с ним спорить. Весь день опять ничего не ела. Мой любимый мужчина кормит меня супом с ложечки, как маленькую. Безразлично открываю рот и глотаю, не утруждая себя жеванием.

Сегодня днем приходила сиделка, но я ее прогнала, о чем здорово пожалела, когда захотела в туалет. Кое-как сама дотянулась до судна, стоящего под кроватью и сходила в него.

Я не хочу, чтобы Саша видел меня такой! Когда он возвращается с работы, устраиваю ему очередной скандал, швыряю на пол книгу, которую он купил для того, чтобы мне не было скучно лежать в постели.

— Печатные книги уже прошлый век, что ты мне притащил?! Сейчас все читают электронные — на телефонах, планшетах, читалках! Ты навечно застрял в своих 90-х. Оглянись вокруг, на дворе 2017 год! — я намерено кусаю его за живое.

Затем говорю, что его суп несъедобный и требую заварные пирожные. Наверное, мое безумие достигло своего апогея. Шестеренки болезни завертелись со страшной скоростью, и скоро я познаю все прелести своего страшного диагноза.

— Алена, все будет хорошо, — в очередной раз пытается он успокоить меня.

— Не будет, Саша! Уже не будет. Уходи. Найди себе здоровую женщину и живи нормальной жизнью, а меня оставь в покое.

— Не говори так, — с болью в голосе говорит он, — я люблю тебя, мы справимся. Придумаем что-нибудь…

В его словах нет уверенности. Я это чувствую — меня не провести — и слезы градом текут по моим щекам. Не будет нашего дома, не будет общей собаки, не будет Италии! Впереди только беспросветная серость болезни…

Он абсолютно не верит в конечный результат, что я стану прежней: красивой, счастливой, задорно смеющейся, любительницей прогулок под дождем без зонтика и нарезающей круги вокруг озера в шесть утра.

— Уходи, не хочу, чтобы ты запомнил меня такой: слабой, бледной, с грязными волосами и судном с мочой под кроватью! Уходи! Уходи!

«Если ты уйдешь, я умру. А если умру — так будет лучше. Это спасение от всех мучений».

— Никуда я не пойду, — возмущается он, — останусь с тобой. Как же я брошу тебя в таком состоянии? Не навязывай мне своих решений, ладно? Я принес тебе лекарства. Пожалуйста, прими их.

— Я не хочу, чтобы ты был моей сиделкой! Прошу тебя уйди. Так будет лучше для тебя.

— Почему ты решаешь за меня? А? Для тебя самой, Алена, как будет лучше?

— Это уже не имеет никакого значения. Все равно я не жилец, — безразлично отвечаю и закрываю глаза.