Королева в услужении - [4]

Ришар с мрачным видом смотрел на Альенору, не пытаясь протестовать и переубеждать. Он знал, что будет любить и помнить ее всю жизнь, но понимал также, что при любом раскладе на пути его брака с Альенорой стояло бы множество других непреодолимых преград. Эти трубадуры могут петь о любви, ломающей любые препятствия, однако в основе брачных союзов чаще всего лежат другие причины: целесообразность, политический расчет, алчность. Поэтому он принял ее отказ точно так же, как воспринял бы сообщение ее отца, если бы он вернулся из Испании, что у него появились иные соображения относительно будущего своей дочери. Мечты были слишком радужными, чтобы осуществиться…

В приступе внезапного отчаяния Альенора воскликнула:

— Боже милостивый! Какое несчастье родиться знатной! Самая последняя грязная скотница свободнее в своем выборе. Мы могли быть такими счастливыми, Ришар. А теперь я должна распрощаться с тобой, со всеми нашими мечтами, надеждами. Я понимаю теперь: они были детскими, но тем не менее такими приятными. И где бы я ни была и что бы ни случилось со мной, я всегда буду помнить о тебе. Всегда.

Альенора протянула обе руки. Привлекая ее к себе, он вдруг заметил, что она побледнела как полотно, в широко раскрытых глазах застыл страх. Ришар быстро обернулся и увидел массивную, зловещую фигуру барона Годфруа, заполнившую собой дверной проем, который вел к секретной лестнице. Правую руку он держал на рукоятке меча, левой нащупывал висевший на поясе кинжал.

Прежде чем Альенора или Ришар успели что-то сказать, он вошел в комнату и проговорил насмешливо-веселым тоном:

— Так вот как, сударыня, вы молитесь! Мне очень обидно думать, что мое деятельное участие в ваших делах создало у вас впечатление, что меня можно легко обвести вокруг пальца.

— Вы заблуждаетесь, — сказала Альенора, быстро становясь между мужчинами. — Это не то, что вы предполагаете.

— И откуда вам известно, что именно я предполагаю? — спросил барон по-прежнему довольно дружелюбно. Его карие глаза, поблескивавшие подобно мокрым круглым камешкам, оценивающе бегали по лицу и фигуре Ришара. — На мой взгляд, такой красивый молодой рыцарь может иметь лишь благородные помыслы.

— Если быть моим сокольничим и хранителем псарни — благородное занятие, то вы, разумеется, правы, — заметила Альенора. — Именно поэтому я послала за ним, сударь. Мои птицы и мои собаки привыкли к нему, и он позаботится о них, пока я путешествую, и поддержит их в рабочей форме до моего возвращения.

— Весьма похвальное решение, — согласился барон Годфруа. — И принято совершенно справедливо без излишней огласки, поскольку подобное поручение от вас, сударыня, — особая честь, которая легко может возбудить ревность в других кавалерах. — Но внезапно тон его резко изменился. — Избавьте нас, сударыня, от этого недостойного спектакля. Я еще не ослеп и не выжил из ума. Знаю, зачем он здесь и о чем вы говорили. Должен признать: выслушать все это ему было нелегко. — Он в упор посмотрел на Ришара. — Если я сперва повел себя с вами немного грубо, молодой человек, то лишь потому, что не выношу, когда меня обманывают, а также потому, что у меня много забот. Вероятно, вы, зная, чем я занимаюсь, прекрасно это понимаете. Должен попросить вас дать честное слово, что все услышанное сегодня ночью вы сохраните в тайне.

— Клянусь честью.

— Тогда попрощайтесь и уходите так же, как и пришли, то есть тайно, — проговорил барон довольно приветливо.

Когда Альенора и Ришар вновь протянули друг другу руки, барон демонстративно повернулся к ним спиной и стал осматривать спальню, которая была обставлена с необычной для того времени роскошью и вкусом. Несколько предков Альеноры посетили страны Востока во время крестового похода или по личным делам и привезли в замок великолепные пушистые ковры для пола, шелковые подушки, украшенные причудливой резьбой сундуки и даже редкие тогда зеркала. У барона было чем полюбоваться. Между тем Альенора говорила:

— Мне нечего больше добавить, Ришар, кроме того, что мне всем сердцем хотелось, чтобы наши отношения закончились по-другому. Я никогда тебя не забуду.

— Не забывай самого главного: если тебе когда-нибудь потребуется моя помощь, то мое сердце и мой меч всегда к твоим услугам, — ответил Ришар, прижимая ее руку к своим губам.

— Мы все переживаем подобную слабость в молодости, а потом, сделавшись мудрее, сами же смеемся над нею, — заметил барон Годфруа.

Несмотря не некоторую бестактность слов, сказаны они были сердечным тоном, с желанием как-то утешить.

— Я запру за вами дверь, — добавил он, обращаясь к Ришару.

— А я провожу вас, — предложила Альенора и взяла со стоявшего у постели столика канделябр с пятью свечами.

Ришар прошел через дверь и вступил на винтовую лестницу. Барон последовал за ним. Альенора подоспела со светом как раз в тот момент, когда барон, выхватив меч, с хладнокровием человека, нанизывающего на нож кусок мяса с тарелки, вогнал клинок в тело несчастного Ришара. На лестнице послышался придушенный крик, а у двери — неистовый оглушительный женский вопль. Обагренный кровью, юноша какую-то долю секунды висел на мече, а потом, соскользнув, упал в темноту. С мечом в правой руке, с которого капала кровь, барон Годфруа резко повернулся, взял из слабеющих пальцев Альеноры канделябр, поставил его на безопасном расстоянии в сторону, запер дверь и завесил ее декоративной тканью.