Королева туфель - [8]

— А в супружеской постели было невероятно увлекательно, да?

Роберт любил «предварительные» ритуалы. Особый стук в дверь, один едва заметный, один сильный. Это напоминало ей сердцебиение. Каждый раз одно и то же. Затем, как будто еще оставалась необходимость в том, чтобы подтвердить, что это именно он, из-за двери доносилось: «Это я», — потом он, наконец, входил. Роберт всегда ложился в кровать с левой стороны, прижимался к ней своими ледяными ногами, чтобы согреться.

У него были и «промежуточные» ритуалы. Сначала щетинистые поцелуи, от которых она начинала задыхаться, затем бесконечная неловкая возня под простынями. Она пыталась осторожно поговорить с ним, надеялась, что это улучшит процесс для них обоих, но подобные обсуждения были неприемлемы для него. Это неприятно удивляло Женевьеву, потому что он казался ей человеком, с которым спокойно можно говорить о чем угодно. В конце концов он срывал с себя ночную сорочку, забирался на нее и приступал к делу. Тяжелый, краснолицый, он производил всегда одни и те же механические действия. И снова начинался стук. Интересно, какая часть кровати производила этот странный шум? Днем она пыталась разузнать это, внимательно осматривала ножки кровати, матрац… Тук-тук, все быстрее, быстрее. Это напоминало занятие любовью с заводной игрушкой.

А после муж начинал ласкать ее обнаженное плечо, рисуя на нем бесконечные круги, и пытался разговаривать с ней, когда ей меньше всего хотелось говорить. Маленькие круги. Большие круги. Вечно одни круги. И еще он что-то мурлыкал себе под нос. Женевьева почти всегда безошибочно угадывала мелодию, но иногда бывали и исключения.

— Ты кажешься… — начал он прошлой ночью, выписывая, как всегда, свои проклятые круги.

— Какой?

— Далекой. — Сегодняшнее мурлыканье очень сильно напоминало чарльстон, одну из танцевальных мелодий с вечеринки.

— Я просто думаю о прошедшем вечере. Размышляю обо всем, что видела и слышала.

— О чем же ты размышляешь? — Он продолжал рисовать круги.

— Ни о чем особенном.

— Но мне хотелось бы узнать, о чем именно ты думаешь. Я хочу, чтобы мы были близки, насколько это возможно.

— Но мы ведь достаточно близки? Неужели я должна сообщать о каждой мелочи, которая взбредет мне в голову? Разве не могу я сохранить кое-что только для себя?

— Но, дорогая, — он продолжал напевать. Возможно, он просто не осознавал, что делает это, — ты ведь моя жена.

«Я пытаюсь ей быть, — подумала она. — Действительно пытаюсь».

Когда Роберт наконец — наконец! — покидал ее комнату, Женевьева с закрытыми глазами оставалась лежать на своей стороне кровати, думая о том, чем сейчас занимаются Лулу и компания. Они собирались в кафе «Селект», когда она помахала им на прощание и села в «бентли» вместе с мужем. Постоянный любовник Лулу, Кэмби, должен был быть там, и она отчаянно желала увидеть его, хотя никогда не признавалась в этом. Наверняка сначала они выпили по паре бокалов, а затем еще и еще. Потом были танцы и, возможно, драка. Внезапно наступило утро, и они все отправились в Лез-Аль полакомиться луковым супом в одном из рыночных кафе или купили сандвичи и бутылку вина и на такси отправились в Буа. В конце концов они вернулись на бульвар Монпарнас выпить кофе в «Доме» или в «Ротонде». Круг замкнулся, снова оживший Париж проносился мимо, торопясь по своим делам, а они сидели, развалясь в креслах с газетами, смотрели по сторонам, мучаясь от головной боли, пока не начинали один за другим разбредаться по домам, чтобы улечься в постель. И только одна Лулу по-прежнему жаждала безудержного веселья, по-прежнему стремилась к недостижимому.

— Готова поспорить, он пылкий любовник, правда, Виви? Твой Роберт?

— Твоя пудра осыпается прямо в кофе, — заметила Женевьева. — Взгляни на хлопья, которые порхают вокруг тебя.

— Какая жалкая попытка сменить тему! — Лулу все-таки уставилась в чашку, а затем близоруко скосила глаза на свое отражение в зеркале в позолоченной раме, висевшее позади их стола.

— Лулу, мне кажется, тебе необходимы очки.

— Заткнись. — Ворча, Лулу наклонилась и посмотрела под стол.

— Что теперь?

— Хочу взглянуть на сегодняшние туфли.

Женевьева выставила ногу, повернула ее в разные стороны, чтобы подруга могла получше рассмотреть. Королевские туфли с высокой застежкой, украшенные жемчугом, камнями и золотым шитьем, со странными каблучками в виде штопора.

— Ну, эти действительно очень забавные.

— Они от Сальваторе Феррагамо. Я специально выписала их из Калифорнии. Он создал их для Глории Свенсон, она не догадывается, что вторую пару Феррагамо сделал для меня.

— Я никогда не видела ничего подобного.

— Феррагамо — гений. Он сделал открытие: вес женского тела распределяется полностью не только на подушечки пальцев и каблук, но и на весь подъем. Сальваторе вкладывает тонкую стальную полоску в подошвы своих туфель, для устойчивости ступни. Если подошва крепче, нет сильного давления на каблук, появляется возможность менять его форму — делать каблук тоньше, превращать его в штопор… да во что угодно!

— С тем же успехом ты могла бы рассказывать о проектировании зданий, дорогая. Чтобы построить высокое здание, необходимо создать прочный фундамент. Твой Феррагамо напоминает мне архитектора.