Королева озер - [29]

— Пытался поцеловать вас, и только вас, — ответил ее кузен и болезненным тоном добавил: — Наверно, именно поэтому вы хотите для него легкого наказания.

Удар попал в цель. Именно младшую из сестер Салливан пытался удержать, когда я вошел в ложу. Насколько я помнил, на вторую сестру, которая гораздо выше ростом, лейтенант не обращал внимания.

В ответ кузен получил по щеке кусочком печенья, которое перелетело через стол, со словами:

— Это вам за дерзость, сеньор!

Все рассмеялись. Молодая леди, глаза которой гневно вспыхнули, тут же взяла себя в руки и присоединилась к общему смеху.

— Вы ведь знаете, — вызывающе сказала она, — что этот человек был embriaguado (пьян)?

— Это означает, вероятно, что, не будь он пьян, не стал бы вас целовать.

На это капитан Морено — именно он произнес эти слова — получил апельсином в лицо и от силы удара даже поморщился.

Хороший выстрел и заслуженный! — как со смехом согласились все, кроме доньи Игнасии.

Донья Игнасия только слегка улыбалась молча, и мне пришло в голову, что она испытывает к своему кузену нечто большее, чем просто симпатию. Как я впоследствии узнал, это предположение было очень далеко от истины.

Происходящее за столом могло показаться несколько странным. Но не забудьте, что был канун Рождества, когда в Мексике позволено все — даже в лучшем обществе, каким, несомненно, было это. Однако брошенный апельсин, хотя и вызвал бурю смеха, привел к концу эту веселую перепалку. На этот раз сам дон Хоакин, уже более серьезно, спросил, что сделали с провинившимся офицером.

— Пока ничего, — ответил я. — Его будет судить трибунал. Скорее всего, он будет признан виновным и уволен со службы.

Хотя это никак не связано с моей историей, читатель простит меня, если я расскажу о дальнейшей судьбе этого несчастного. Потому что именно такова была его судьба — он был наказан гораздо суровее, чем заслуживал.

Все произошло, как я и предсказывал. Его уволили, должность, которую он занял благодаря своей храбрости и исполнял совсем недолго, у него отняли, нашивки с его мундира сорвали, а самого выгнали. Он был свободен, мог идти куда угодно, но на его имени лежало несмываемое пятно. Он был обесчещен, даже товарищи по оружию его сторонились. Кто стал бы винить его за то, что он бежал от них и перешел на сторону врага? Что он и сделал, отправившись в Сан-Керетаро, в город, где сохранилось мексиканское правительство и остатки армии. Он предложил свои услуги, и они были приняты. А сам он повышен в звании и занял гораздо более высокое положение, чем имел в той армии, которую покинул не по своей воле. Короче, он прямо на месте был произведен в полковники и получил под свое начало большой отряд.

Но опять ему не повезло, и удача его оказалась недолгой. Потому что очень скоро был подписан договор, известный как Гвадалупский, по названию города, в котором встретились делегации. Воюющие заключили мир, и наша армия покинула Мексику.

Не успело это произойти, как случился один из своеобразных феноменов мексиканской жизни, который сами мексиканцы называют grito, иными словами — мексиканская революция note 17 . Эту революцию возглавил знаменитый партизанский вожак, испанец, священник по имени падре Хараута. Салливан присоединился к нему. Они выступили против законного правительства страны, которое тогда еще чувствовало себя очень неустойчиво. Но оказалось достаточно сильным, чтобы выдержать нападение священника-партизана. Он был захвачен в плен и без суда и следствия, прямо на месте расстрелян. Вместе с ним расстреляли и несчастного лейтенанта, недолгое время пробывшего полковником.

Вернемся теперь к веселому и счастливому кружку, потому что мы в своем рассказе забежали вперед.

— Буду рад слышать, что этот джентльмен получил по заслугам, — заявил капитан Морено. — Его должны сурово наказать. Если он легко отделается, у меня самого найдется, что ему сказать.

При этой угрозе та, которую едва не поцеловали в театре и которая только что бросила апельсин, посмотрела на Морено так умоляюще, словно воскликнула:

— О, дорогой Рафаэль, не нужно! Вы не должны его вызывать! Даже не думайте об этом!

Во всяком случае, так я истолковал выражение ее лица, которое удивило и озадачило меня. Если бы такое выражение появилось на лице ее сестры, я бы его лучше понял. Но донья Игнасия оставалась спокойной и невозмутимой. А глаза ее сестры гордо сверкнули, когда она услышала, что Морено готов рискнуть жизнью, защищая ее честь.

Очень скоро я понял, что кусок печенья и апельсин, брошенные через стол, не что иное, как стрелы Купидона, которые посылает этот бог любви в сердца влюбленных. То, что я принял за враждебность, оказалось «ложным гневом» влюбленных. Но этот гнев капитана Рафаэля Морено и Марианиты Коварубио не смог меня обмануть. Я знал, что вскоре их отношения станут гораздо более близкими, чем у двоюродных брата и сестры. Мне помогло догадаться замечание, которое раньше сделал Морено: «Больше восхищаются Марианитой». Это он больше восхищался Марианитой. Я же не мог про себя не подумать: «Где его глаза?»

Но сделанное мною открытие принесло и другую, гораздо более приятную мысль. Мужчина не может быть одновременно влюблен в двух женщин. Тщеславие или злые намерения могут заставить его изобразить такое состояние. Но я знал, что Рафаэль Морено не тщеславен и не зол, и это убедило меня, что я допустил в его отношении и другую ошибку, решив, что ему приглянулась индейская девушка. Нужно ли добавлять, как меня обрадовало такое умозаключение?