Королева озер - [22]

— Madre de Dios! (Матерь божья!) — воскликнул он наконец. — Протока становится все уже и уже. Mira, caballeros! (Смотрите!)

Ему не требовалось указывать нам. Мы и сами видели, что полоска воды, блестевшая серебром при лунном свете, все более сужается и в конце концов вообще исчезает.

Мы надеялись, что это обман зрения, вызванный тем, что смотрим с некоторого расстояния. Но нет. Еще несколько ударов весла, и мы оказались достаточно близко, чтобы убедиться, что вода заканчивается острым углом. Теперь края болота задевали лодку с обоих бортов.

Каноэ продиралось между сужающимися краями, пока окончательно не застряло. Тогда индеец встал и посмотрел вперед поверх тростников. Через мгновение он воскликнул:

— Carrai! Так я и думал! Впереди bandolero, и путь закрыт!

Буря оторвала участок плавающей трясины, он поплыл по открытой воде и заткнул проход так, словно его никогда и не существовало.

Если бы мы с Криттенденом были здесь одни, вероятно, мы бы еще долго оставались на месте, пытаясь отыскать щель, через которую могло бы пройти каноэ. Но индеец этого не сделал. Лучше знакомый с природой произошедшей перемены, он тут же заработал веслом и направил лодку назад, работая изо всех сил. Вскоре она снова оказалась на открытой воде, и Пепе озабоченно произнес:

— Если сзади тоже bandolero, только Богоматерь может нас спасти!

К этому времени мы уже поняли, какая опасность нам угрожает. Возбужденный вид лодочника и все его действия не на шутку встревожили нас. Но, помимо этого, еще одно обстоятельство усиливало наш страх, нечто такое, что мы заметили сами. Проходя место, в котором наше каноэ пережидало бурю, мы заметили, что и здесь канал стал гораздо уже.

И это не было игрой нашего воображения, как мы скоро убедились. Не прошли мы и трехсот ярдов в обратном направлении, как увидели аналогичное зрелище: длинная, узкая полоска воды, блестевшая под луной, сужалась, превращаясь в нить! Тростники по обеим сторонам цеплялись за борта. Индеец воскликнул:

— Dios Santos! (Боже святый!) Протока закрыта с обеих сторон! Мы погибли!

Он бросил весло и застыл, словно признав неизбежность гибели и парализованный отчаянием.

Теперь не было ни тени сомнения, что мы в серьезной, даже смертельной опасности, хотя, вероятно, ни я, ни мой товарищ не могли полностью осознать это. Наш проводник продолжал сидеть на банке, время от времени испуская набожное восклицание или начиная молиться: такие молитвы всегда на устах у каждого мексиканского индейца.

Мы попытались вывести его из оцепенения и заставить вернуться к жизни. Со временем это нам удалось. Подведя лодку к самому концу канала, мы внимательно его осмотрели, но так и не нашли никакого прохода. Канал сужался, но непосредственной опасности пока не было. Даже если каноэ окажется на поверхности болота, наше положение не станет хуже, чем на воде.

Но протиснуться сквозь густо растущие тростники практически совершенно невозможно. Так сказал индеец, да мы видели это и сами, и поэтому даже не предпринимали подобных попыток. Не думали мы и о том, чтобы покинуть бесполезную теперь лодку и перебраться на саму синту. По ней невозможно ни ползти, ни плыть. Стоит ступить на нее, как она проломится и мы пойдем ко дну без всякой надежды вынырнуть. Никогда еще трясина не казалась такой обманчивой: она слишком тонка, чтобы выдержать нашу тяжесть, и в то же время на ней растет такой частый тростник, что ни человеку, ни лодке не пробраться.

Несколько раз мы вставали в лодке на цыпочки и пытались осмотреться. Нигде не видно было открытой воды. Ничего, кроме камышей и тростника, кажущихся серебристо-серыми под ярким лунным светом. Конечно, мы видели и горы: Попокатепетль и Истаксиуатль к востоку от него, а с противоположной стороны — темный Ахуско. Тут и там мы могли разглядеть также и другие одиночные вершины. Они казались такими близкими, но для нас они были недостижимы.

Наше положение было хуже, чем если бы мы оказались на пустынном острове, ведь тогда бы у нас оставался какой-то шанс добраться до земли. А здесь никакой надежды не существовало. Снова и снова Пепе рассказывал о рыбаке, превратившемся в скелет, рассказывал и другие легенды озер. Казалось, он повредился рассудком, и мы перестали обращать внимание и на него, и на его рассказы.

О, как это было мучительно! Земля не только видна: ее подобие так близко, что стоит только протянуть руку, и коснешься ее, но это только подобие земли. И мы знали, что мы так же далеко от terra firma — от твердой земли, как будто наша лодочка находится посреди безбрежного океана!

Глава XIV. ДОЛГОЖДАННЫЙ ОТВЕТ

За всю свою полную приключений жизнь не могу вспомнить более неприятной ночи, чем проведенная нами на озере Чалько. Как-то я заблудился в прериях севера и едва не умер от голода и жажды; был случай, когда я рисковал оставить свой скальп в руках краснокожих; пролежал целую ночь на поле битвы с раной, которую считал смертельной, — я тогда потерял очень много крови; дважды побывал в кораблекрушениях и спасался на плоту. Но когда я оглядываюсь назад, все эти случаи кажутся мне пустяковыми, по сравнению с воспоминаниями о страшной ночи, проведенной посредине болота. Правда, со мной был товарищ, если это можно считать утешением. Лейтенант драгун был хорошим, добродушным парнем, но не слишком умным, и он не смог понять весь ужас нашей ситуации. Он смеялся над рассказами нашего проводника, воспринимая их как шутку или как преувеличение, вызванное страхами молодого человека, Я знал, что это не так, слишком хорошо знал, и поэтому чувствовал себя весьма угнетенным. Вероятно, нас ожидала судьба того рыбака. Посреди страшной трясины, запертые так же надежно, как за стенами самой мрачной темницы, мы были обречены проводить дни и ночи в бесцельном и утомительном ожидании. Жажды нам опасаться нечего, но зато нас будет мучить голод. Но хуже всего черные стервятники, которые слетятся отовсюду, будут парить над нами, распластав свои огромные крылья, протягивать свои кровожадные клювы, а мы будем слишком слабы, чтобы отогнать их.