Королева ничего - [14]

Но эти свои мысли я, разумеется, никому не открою. Пусть это глупые мысли, но они мои и моими останутся.

В квартире я застаю Хизер и Виви стоящими на кухне, в уголке, рядом с кофейником. Они увлеченно разговаривают о чем-то, и я не хочу мешать их беседе. Хорошо уже то, что они вообще общаются друг с другом. Хоть одна приятная новость. Я прохожу в комнату Оука, где в нижнем ящике комода сложено кое-что из моей одежды. Тарин входит следом, хмурится.

– Пойду душ приму, – говорю я ей. – И мазью раны смажу. А ты завари мне на кухне волшебный целительный чай из тысячелистника. Вымоюсь, выпью чаю и тогда буду готова слушать твои признания.

– Давай помогу тебе раздеться, – предлагает Тарин и добавляет, когда я качаю головой, пытаясь отказаться: – У тебя же нет ни горничной, ни оруженосца.

– И оружия, которое нужно чистить, тоже нет, – отвечаю я, но не сопротивляюсь, когда Тарин начинает осторожно меня раздевать. Одежда задубела, пропитавшись кровью, и я время от времени морщусь от боли, когда Тарин приходится сильнее потянуть ее. Оставшись обнаженной, я могу разглядеть раны – покрасневшие, опухшие, все еще слегка кровоточащие. Подозреваю, что свой нож Грима Мог держала далеко не в той чистоте, к которой привыкла я в обращении с оружием.

Тарин включает душ, регулирует напор и температуру воды, потом помогает мне забраться через бортик ванны и встать под теплые струи. Поскольку мы с Тарин сестры, то видели друг друга обнаженными немереное количество раз, но, когда ее взгляд останавливается на неряшливом шраме у меня на ноге, я вспоминаю о том, что его-то она еще никогда прежде не видела.

– Виви кое-что рассказала, – медленно произносит Тарин. – О той ночи перед моей свадьбой. Ты опаздывала, а когда, наконец, появилась, была тихой и бледной. Болезненной на вид. Я волновалась, думала, что ты все еще любишь Локка, но Виви настаивает на том, что это не так. Говорит, что тебя ранили.

– Помню ту ночь, – киваю я.

– Локк… он что-то сделал тебе?

Теперь она на меня не смотрит. Ее взгляд скользит по кафельным плиткам, затем останавливается на висящем в рамочке рисунке Оука, на котором он изобразил Хизер. Сам портрет нарисован коричневой пастелью, а волосы, разумеется, розовой.

Я беру гель для душа, который Виви покупает в магазине экологически чистых товаров. Предполагается, что он должен обладать натуральными антибактериальными свойствами. Щедро наношу гель поверх засохшей крови на своих ранах. Гель пахнет хлоркой и ужасно жжет.

– То есть ты хочешь спросить, пытался ли он убить меня?

Тарин кивает. Я ловлю ее взгляд и понимаю, что она уже знает ответ.

– Почему ты ничего не сказала? Почему ты позволила мне выйти за него? – требовательно спрашивает она.

– Не знала, – признаюсь я. – Я не знала, что ту охоту на меня устроил Локк. Не знала до тех пор, пока не увидела, что ты носишь серьги, которые я потеряла в ту ночь. Потом меня забрали в Подводное королевство. Вскоре после того как я возвратилась оттуда, ты предала меня, поэтому я решила, что та ночная охота не главное.

Тарин хмурится, явно разрывается между желанием вступить в спор и попыткой сохранить спокойствие, чтобы добиться от меня своего. Спустя секунду тяга к спору перевешивает. Что ж, ведь, в конце концов, мы с Тарин близнецы.

– Я просто сделала то, что велел отец! Я не думала, что это имеет какое-то значение. У тебя в руках была вся власть, но ты ее не использовала. Я никогда не хотела причинить тебе вреда.

– Мне кажется, я предпочла бы, чтобы за мной гонялся по лесу Локк со своими приятелями, чем получить от тебя нож в спину. Вновь.

Я вижу, как Тарин заставляет себя замолчать, глубоко втягивает воздух и прикусывает свой язычок.

– Прости, – говорит она и выскальзывает из ванной комнаты, оставляя меня домываться под душем в одиночестве.

Я прибавляю горячую воду и никуда не спешу.

* * *

Когда я появляюсь из ванной, Хизер уже ушла, а Тарин, порывшись в нашем холодильнике, на скорую руку накрыла из того, что там осталось, к чаю. В центре стола стоит огромный чайник, рядом с ним еще один, поменьше – для тысячелистника. Тарин разложила на подносе остатки имбирного печенья, а оставшийся у нас хлеб превратила в два сорта сэндвичей – с ветчиной и сельдереем, и с ореховым маслом и овсяными колечками «Чириоз».

Виви заваривает кофе в кофейнике и с озабоченным видом наблюдает за Тарин. Я наливаю себе кружку целебного чая, залпом выпиваю ее и тут же наливаю вторую. Вымытая, перебинтованная, переодетая в чистую одежду, я соображаю теперь намного лучше и готова справиться с известием о том, что Локк мертв и что это моя сестра-близнец его убила.

Беру сэндвич с ветчиной, откусываю кусок. Сельдерей хрустит на зубах, с ним сэндвич кажется немного непривычным, странным, но в целом вкус у него неплохой. Внезапно понимаю, как сильно я проголодалась. Запихиваю в рот все, что осталось от первого сэндвича, и немедленно протягиваю руку за вторым.

Тарин заламывает свои руки, мнет их, затем начинает разглаживать на себе платье.

– Меня достало, – говорит она. Виви молчит, и я тоже. Стараюсь как можно тише хрустеть сельдереем. – Локк обещал любить меня до самой смерти, но его любовь не спасала меня от его грубости. Он предупреждал меня, что народ любит не так, как мы, люди. Я не понимала этого до тех пор, пока он не начал на целые недели оставлять меня одну в своем огромном жутком доме. Я разводила гибридные розы в саду, заказала новые занавески, терпела его затяжные, по месяцу, кутежи со своими приятелями. Но это не помогало. Порой я бывала развязной, порой строгой, я делала для него все. Но он сказал, что между нами все кончено.