Королева-Малютка - [28]

Но Лили не тронулась с места. Она откинула со лба волосы и тихо произнесла:

– Все эти люди прячут ее от меня… Я же хорошо знаю, что она не потерялась.

Однако в мозгу молодой женщины явно происходила напряженная работа: большие синие круги под глазами Лили стали более темными, хрупкое тело то и дело сотрясала дрожь.

Через несколько минут она с трудом поднялась и, шатаясь, двинулась вперед. Люди расступались, давая ей дорогу; не знаю, что произошло, но многим вдруг показалось, что теперь, когда рассудок молодой женщины окутался туманом, ее удивительная красота стала по-детски трогательной, и в эту минуту Лили напомнила всем пропавшую Королеву-Малютку.

– Как же она похожа на свою дочь! – прошептала мадам Нобле; слова ее были подхвачены сотней приглушенных голосов.

В Париже занимательное зрелище может родиться даже на пустом месте. Однако сегодняшний спектакль был весьма необычным и не имел совершенно ничего общего с разными дурацкими сценами. Не было ни жуткого шума, ни плача, ни крика, но все, кому довелось присутствовать при разыгравшейся трагедии, покидали место действия в состоянии мрачном и подавленном. С той минуты, как Лили поднялась со своей скамьи, в глазах оставшихся зрителей вспыхнуло горькое любопытство.

Те, кто знал Королеву-Малютку, без устали рассказывали, какой она была красивой, веселой и ласковой, и как радостно было наблюдать за ней, когда она играла с другими детьми, казавшимися ее верными подданными.

Разумеется, Лили ничего не слышала. Она шла, стараясь ступать как можно тише, словно собиралась застать кого-то врасплох. Ее бескровные губы кривились в улыбке, горькой – и в то же время шутовской.

Я уже говорил и теперь хочу только повторить: зрелище было душераздирающим и совершенно не походило на обычные уличные сценки.

Лили ушла недалеко. Остановившись у первого же дерева, оказавшегося у нее на пути, она утомленно прислонилась к шершавому стволу.

Затем, держась за дерево руками, женщина быстро обошла его кругом.

Глаза ее горели безумным огнем: казалось, Лили не сомневалась, что найдет за этим деревом свою дочь.

Убедившись, что за деревом никого нет, женщина медленно покачала головой и отправилась к следующему дереву.

Воцарилась тишина. Многие плакали.

И за вторым деревом – никого. Отерев пот со лба, Лили дрожащим голосом позвала:

– Жюстина, доченька моя!

И не теряя надежды, поспешила к третьему дереву. Она шла и со слезами в голосе говорила:

– Ну послушай меня, Жюстина, я не хочу больше играть… ты же всегда жалеешь меня, когда мне плохо.

Возле третьего дерева стоял смуглолицый мужчина. Те, кто внимательно наблюдал за Лили, теперь заметили, что бородач был еще более бледен, чем несчастная женщина; словно зачарованный, этот человек неотрывно смотрел на Глорьетту.

При приближении молодой женщины он шаг за шагом начал отступать, по-прежнему не спуская с нее пристального взгляда.

Лили приблизилась к дереву и обогнула его; тут силы покинули ее, и она медленно опустилась на траву, продолжая твердить:

– Я больше не хочу играть, я больше не хочу играть… Ах! Как я страдаю!

В эту минуту сквозь толпу пушечным ядром вновь пролетел Медор. Пот градом катился по его лицу.

Он бросился на смуглокожего мужчину, растерянно смотревшего на Лили, яростно схватил его за шиворот и заорал:

– Это он! Сторож узнал его! Этот тип разговаривал с похитительницей детей! Если никто не поможет мне арестовать его, я сам это сделаю!

VIII ТОЛПА

Настоящее имя Медора было Клод Морен. Нельзя сказать, чтобы он им особенно гордился; прозвище же было дано ему начальником приюта для найденышей.

Медор был превосходной пастушеской собакой; скорей всего, он просто не был способен ни к чему другому. У матушки Нобле он получал пятнадцать су в день и бесплатный завтрак. По вечерам Медор трудился у себя в комнате, зарабатывая еще пять су тем, что прокалывал дырки в ремнях. Эти деньги шли на оплату жилища. Точнее будет сказать, что платил он только за землю, на которой стоял дом, комната же, находившаяся под самой крышей, на седьмом этаже здания по улице Моро, была собственностью Медора.

Когда-то этот дом принадлежал дирекции конюшен Национальных Арен, где Медор служил подметальщиком. Он был на хорошем счету у начальства, и когда стены расположенной под самой крышей каморки окончательно обветшали, ее предоставили в полное распоряжение Медора; он привел комнатку в порядок, отремонтировал стены, залатал дыры в потолке, вычистил и обставил крохотное помещение; как всякий домовладелец и солидный человек, имеющий собственность, он дорожил своим жилищем и всем своим маленьким хозяйством.

Когда в присутствии Медора начинали обсуждать проекты улучшения городской планировки и толковать о сносе старых, обветшавших домов, он мгновенно хмурился, поскольку боялся, что его жилище будет разрушено.

Он был привязан только к своей комнатке и никогда никому не улыбался, кроме Королевы-Малютки.

Когда кто-то вспомнил о незнакомой женщине, любезно предложившей покрутить веревку, Медора внезапно осенило. Разумеется, тонкого наблюдателя из него бы не вышло, но, как у хорошего сторожевого пса, у него был отличный нюх; в ту минуту, когда Медор бросился бежать, рассекая толпу, он был уверен, что напал на след похитительницы детей.