Королева из Прованса - [61]

Однако побежденные гасконцы направили к Генриху своих жалобщиков, обвинивших Монфора во всех смертных грехах. Генрих был склонен отнестись к жалобам на своего губернатора с доверием.

Это показалось Монфору такой чудовищной несправедливостью, что терпение графа лопнуло. Он потребовал, чтобы обвинения в его адрес были рассмотрены судом пэров. Пусть лорды сами решат, кто виновен, а кто чист.

Генрих согласился с этим предложением, однако ясно дал понять лордам, на чьей он стороне. С Монфором король держался подчеркнуто холодно, а гасконцев осыпал любезностями.

Жена Монфора, родная сестра короля, кипела гневом на своего брата.

– Он так и не простил вам той давней истории, – говорила она мужу. – Знает, что оклеветал вас, и теперь ему стыдно. Вот почему он изо всех сил старается выставить вас в черном свете.

– Я часто думаю, какое будущее ожидает страну под властью вашего брата, – вздохнул граф.

– Я тоже об этом думаю. Главная беда Генриха в том, что он слаб. И потом, этот суд… Неужели им удастся доказать свои обвинения?

– Если суд будет честным, мне страшиться нечего. – Монфор обернулся к жене, которую за годы совместной жизни сумел оценить по достоинству. Ни он, ни она не жалели о своем браке, хотя он принес обоим немало горя. – Дорогая Элеанора, бароны могущественны… Не менее могущественны, чем в ту пору, когда они заставили короля Джона подписать «Великую Хартию». Лорды на моей стороне, в этом можете не сомневаться. Они не хотят, чтобы в стране установилась тирания… И я тоже этого не хочу. Не исключаю, что мне придется возглавить лагерь противников короля. Я сделаю это, если… среди баронов будет единодушие.

– Вы имеете в виду открытый мятеж?

– В стране нужно сохранить свободы. Вскоре бароны созреют для того, чтобы поступить с Генрихом так же, как в свое время они поступили с его отцом. Королевство не может вздохнуть под бременем поборов, расточительность короля вызывает всеобщее возмущение. Не припомню, чтобы англичане когда-либо до такой степени ненавидели свою королеву. А виноваты во всем ее родственники, опустошающие государственную казну. Да и сама Элеанора – женщина надменная и заносчивая. Вам нечего бояться, дорогая, ибо, как я уже сказал, знать на моей стороне. Я буду честно служить вашему брату королю до тех пор, пока это будет возможно. Когда же запас доброй воли будет исчерпан… я созову баронов, и мы сделаем то, что необходимо.

– Не следует ли предупредить Генриха об опасности, которой он себя подвергает?

– Его предупреждают все время. Принц Ричард прекрасно осведомлен о происходящем. Когда-то бароны видели в принце своего вождя, но после женитьбы на сестре королевы Ричард стал с Генрихом заодно. Ведь сестры так дружны между собой, а королева – женщина сильная. Она руководит своей сестрой и через нее воздействует на принца. Нет, Ричард лордов уже не устраивает.

– Знаю, – кивнула графиня. – Теперь все лорды смотрят на вас. Вы – самый сильный человек в королевстве.

– Возможно. Однако можете не сомневаться, что я постараюсь сделать все возможное, дабы примириться с королем. Нет худшей беды для страны, чем междуусобица. И не важно, кто в конечном итоге окажется победителем.

– Гасконцы глупы. Все их обвинения против вас построены на лжи.

– Это так, но король очень хочет, чтобы меня признали виновным.

– Неблагодарный! Когда я вспоминаю ужасные годы, проведенные в Гаскони… А ведь мы могли бы жить дома, в Англии.

– Да, короли не ведают, что такое благодарность. Но обещаю вам, Элеанора, я не потерплю произвола.

– Генрих глупец.

– Не нужно так говорить. Не забывайте, что он король. Помните, как нам пришлось спасаться бегством, чтобы не попасть в Тауэр?

– Никогда этого не забуду. И никогда больше не смогу относиться к брату, как прежде.

– Я знаю, что вы всегда будете на стороне мужа… А это значит, что рано или поздно вам, возможно, придется выступить против короля.

Он крепко стиснул ее руки, посмотрел ей в глаза.

– Вы не пожалеете? Счастлива ли королевская дочь, вышедшая замуж за чужеземного искателя приключений?

– Королевская дочь ни о чем не жалеет и будет с вами, что бы ни случилось.

– Так благослови вас Боже, Элеанора.

* * *

Суд лордов оправдал Монфора, ибо выдвинутые против него обвинения были смехотворны. Стало совершенно очевидно, что граф вел себя в Гаскони мудро и распорядительно, а если учесть, что ему не присылали ни солдат, ни оружия, ни денег, достижения Монфора можно было счесть просто чудом.

Вердикт привел короля в неистовство. Генрих очень хотел, чтобы Симона нашли виновным, и во время заседаний с трудом сдерживал свои чувства. Он взирал на своего зятя столь свирепо, что знаменитое веко почти полностью закрывало глаз, а это всегда свидетельствовало о дурном расположении нрава его величества. Вид у короля был поистине устрашающий. После суда, на Совете, король мрачно спросил:

– Итак, вы возвращаетесь в Гасконь?

Монфор ответил:

– Да, если вы выполните все ваши обещания. Вам хорошо известно, милорд, что вами не соблюдены условия договора, согласно которому я стал вашим наместником в Гаскони.

Генрих взорвался:

– Я не заключаю договоров с изменниками!