Королева Брунгильда - [173]

Вероятно, в таком контексте автор, которого мы называем Фредегаром, и завершил в начале 660-х гг. свою «Хронику»^{1020}. Для него присутствие женской власти за троном ассоциировалось непосредственно с регентскими экспериментами Нантильды и еще больше — Батильды. Поэтому царствование Брунгильды выглядит в «Хронике» сплошным ужасом. Фредегар цитирует (или придумывает) пророчество сивиллы, якобы предсказавшей катастрофу: «Придет из Испании Темноволосая, и перед ее взором падут многие народы»^{1021}. Таким образом, жрица, которая, согласно святому Августину, предрекла явление Христа, якобы предсказала также и царствование Брунгильды. Королева приобрела черты Антихриста. Соответственно все симпатии Фредегар отдавал Хлотарю II, королю, сумевшему избежать крайностей как в злоупотреблении властью, так и в ее отсутствии. А когда понадобилось найти в нем какой-нибудь недостаток, хронист пишет, что Хлотарь II «слишком охотно уступал мнениям женщин и девиц; только за это его порицали лейды»^{1022}. Добрый государь должен управлять, прислушиваясь к советам магнатов; если он подчиняется другому полу, он отворяет ворота беспорядкам.

За пределами этого явно манихейского противопоставления Фредегар не слишком стремился к описанию дальних перспектив и к глубоким суждениям. Ему больше были по вкусу анекдоты из частной жизни, которые он рассказывал талантливо и в отношении которых педантично старался указать скорей место действия, нежели время. Фредегар — рассказчик из эпохи, когда знать стала сильней привязана к территории, чем в VI в.: местный конфликт или свадьба дочери ее интересовали уже больше, чем большая средиземноморская дипломатия. Впрочем, по причинам, как можно предположить, семейного характера хронист чувствовал себя довольно близким к заюрской аристократии; если он не сочувствовал крайним экстремистам из числа фаронов, все-таки идея местной автономии казалась ему очень привлекательной. Впрочем, его культура, нельзя сказать, что низкого уровня, — выглядит продуктом той интеллектуальной среды, которая была пропитана влиянием ирландско-франкского монашества. «Житие святого Колумбана» принадлежало к немногим новейшим книгам, которые лежали у него на рабочем столе, и через ее посредство на него воздействовала централистская пропаганда нейстрийской эпохи. В целом Фредегар восхищался магнатами, бравшими власть в трех Teilreiche, но испытывал при этом ностальгию по великой меровингской монархии. Часто пишут, что авторов «Хроники» должно быть несколько, потому что она часто непоследовательна. Но, возможно, «Фредегар», как и многие его современники, имел эклектичные взгляды.

Брунгильде в «Хронике», конечно, достается. Но все-таки этот текст имел капитальное значение для формирования средневековой цивилизации. Прежде всего, Фредегар был первым автором, посмевшим заявить, что прародиной франкского народа была Троя. В результате Меровинги стали дальними родичами Энея, что поставило их на равную ногу с римлянами в составе группы полностью цивилизованных народов^{1023}. Вопрос о возможном возвращении империи на Запад больше не ставился, потому что франки царствовали в Галлии столь же законно, как византийцы занимали Восток.

Вот что еще важней: Фредегар допустил столько хронологических ошибок или явных несообразностей, что совершенно преобразил образ Брунгильды. Под его пером королева стала уже даже не политической карикатурой, а неким подобием романтического персонажа. Но ведь аналогичной трансформации подверглись и другие выдающиеся деятели истории раннего средневековья. Так, «Хроника» включает оригинальные сообщения об Аттиле^{1024} и особенно о Теодорихе Великом^{1025}, которые не относятся к «ученой» истории, принадлежа по тональности к легенде. Однако сохраним некоторую осторожность: ничто не позволяет утверждать, что эти сообщения порождены народным фольклором, тем более германскими песнями; напротив, судя по всему, этот труд возник в среде ученых людей, писавших по-латыни. Но достаточно отметить, что закипание легенды уже началось. Брунгильда, отчасти лишенная сложности характера и низведенная до ранга литературного персонажа, была готова упасть в котел мифа.

ФАНТАЗИИ «КНИГИ ИСТОРИИ ФРАНКОВ»

Во второй половине VII в. и в первых десятилетиях VIII в. Меровинги вели последний бой чести за власть над Regnum Francorum. Те, кого описывали как ленивых королей, на самом деле были смелыми монархами, пытавшимися с помощью довольно скудных средств спасти свои прерогативы суверенов. Но игра была уже проиграна. С 670-х гг. Бургундия рассыпалась на почти независимые мелкие владения, тогда как Нейстрия перешла исключительно под власть майордомов. В Австразии Пипиниды постепенно восстановили силы, опираясь на сеть родовых монастырей, и к 580 г. Пипин II Геристальский, внук Пипина Ланденского и Арнульфа Мецского, отобрал пост майордома у соперничающих семейств. Потом, в 587 г., Пипин II силой воссоединил Австразию и Нейстрию, подчинив их только своей власти. С тех пор противостояние короля и его магнатов утратило смысл: реальностью стал конфликт между Пипинидами и другими аристократическими семействами.