Королева бриллиантов - [108]

Он попросил королеву обратиться к властям с ходатайством хотя бы о трёхдневной отсрочке.

   — К кому я должна обратиться?

   — К конвенту.

   — К тем, кто послал на эшафот моего супруга? — Нет... никогда!

   — Что вы! Разве можно из гордости жертвовать жизнью? Вы должны сохранить жизнь хотя бы ради детей.

Этот довод заставил непреклонную королеву сдаться. Она просит о трёхдневной отсрочке. Конвент не отвечает. Казнь королевы — дело давно решённое. Для чего все эти ненужные проволочки?

На следующее утро ровно в восемь часов начнётся процесс. Все заранее знают, чем он завершится.

В этот день, 13 октября 1793 года, в Брюсселе граф де Ферзен не находил себе места. «Что же делать? — записывает он в дневнике. — Смириться перед волей Господней? Она погибла — в этом нет никакого сомнения. Нужно быть к этому готовым и собрать все силы, чтобы пережить этот ужас. Нужно постараться стоически воспринять последнюю мучительную весть...»

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Около восьми часов утра в камере Марии-Антуанетты со скрипом открылась тяжёлая дубовая, обитая железом дверь. Вошёл судебный исполнитель, лейтенант Бюсе, с ним несколько жандармов. Королева была уже готова. Готова с достоинством выступить перед судом, дать ему почувствовать, кто стоит перед обвинителями. Не простая женщина, а настоящая королева, королева из могущественного дома Габсбургов, королева, несмотря на все эти декреты-бумажки о низложении. И выглядеть она будет так, как и полагается королеве. Мария-Антуанетта надела поношенное длинное чёрное платье, шляпку с вуалью из тонкого батиста с чёрными траурными кружевами, сделала «вдовью» причёску. Семьдесят дней, проведённых в Консьержери, превратили её в старуху. А ведь ей всего только тридцать восемь! Покрасневшие, отвыкшие от дневного света глаза, бледные, неживые губы, пожелтевшее лицо. В тюрьме она постоянно страдала от сердечных приступов.

Когда Мария-Антуанетта вошла в большой зал, «без охраны и без окон», толпа начала возбуждённо перешёптываться.

— Как она изменилась! — воскликнул кто-то в толпе за балюстрадой. — Ей можно дать все шестьдесят.

Узница огляделась. Зал набит до отказа. Ещё бы! Какое редкое зрелище! Когда ещё парижане увидят королеву на скамье подсудимых?

Перед ней за столом сидят председатель трибунала Эрман, рядом с ним — прокурор Фуке-Тенвиль. За ними, за другим столом, поменьше, расположился «адвокат» Лагард.

Мария-Антуанетта стоя выслушала, как присяжные давали клятву.

   — Обвиняемая может сесть! Ваше имя, фамилия, возраст, место рождения, местожительства?

   — Меня зовут Марией-Антуанеттой Австрийской и Лотарингской, мне около тридцати восьми (её день рождения — через восемнадцать дней!), вдова короля Франции. Родилась в Вене. Я была арестована в Национальном собрании во время очередного заседания.

Первым поднялся прокурор, чтобы зачитать обвинительное заключение:

   — Вы обвиняетесь в следующем, гражданка. Прошу вас внимательно выслушать все предъявленные обвинения.

Все пункты обвинения ей давно известны. Она сидела, низко опустив голову, и с полным безразличием постукивала пальцами по подлокотникам кресла, словно играла на клавесине.

Затем начались выступления свидетелей — сегодня их оказалось сорок один. Королеве припомнили всё, что было, и то, чего не было, — обычные уловки революционного суда. События шестого октября в Версале, 10 августа в Тюильри. Некоторые обвинения в её адрес звучали не только оскорбительно, но были просто смехотворны. Так, служанка Мило сообщила, что слышала о том, что королева переслала своему брату Леопольду в Вену двести миллионов ливров (!) и что королева всегда носила с собой два (!) пистолета, чтобы отправить на тот свет герцога Орлеанского, «слугу народа». Но ей пока не предъявлено ни одного документа, ни одной бумаги с её подписью.

   — Куда вы девали те баснословные денежные средства, которые вам передавали контролёры финансов?

   — Мне никогда никто не передавал баснословных сумм, смею вас уверить; выделяемые мне деньги шли на плату людям, которые меня обслуживали, а также на содержание свиты.

   — Где вы брали деньги для расширения малого Трианона, для его меблировки, для проведения в нём пышных дорогостоящих празднеств?

   — Для этих расходов существовал определённый фонд.

   — Но насколько нам известно, этот фонд не был столь крупным, а дворец стоил колоссальных сумм.

   — Вполне возможно. Мне приходилось тратить на него гораздо больше, так как расходы постоянно росли. Потраченные мной средства можно уточнить и для этого следует вызвать компетентных людей из министерства двора...

   — Где вы познакомились с некоей мадам де Ламотт-Валуа?

   — Я её никогда не видела.

   — Не стала ли она безвинной жертвой в вашей ловкой афере с «бриллиантовым ожерельем» вместе с принцем де Роганом? Вы же не станете отрицать, что после этой поразительной по размаху авантюры вас в народе стали называть не иначе как «королевой бриллиантов». А из-за того, что вы бездумно проматывали громадные государственные средства, вы получили ещё одну кличку — «мадам Дефицит».

   — Я уже сказала, что незнакома с мадам Ламотт. А с принцем прекратила всякие отношения ещё десять лет назад.