Королева бриллиантов - [104]

Депутат Дожон, посетивший однажды наследника, записал в своём дневнике чудовищную фразу мальчика: «Разве ещё не гильотинировали этих двух стерв?»

1 августа, вскоре после полудня, узницы через широко распахнутые окна услыхали доносившийся до них знакомый шум: звенели фанфары, гремели барабаны, раздавались громкие команды. Через несколько минут загрохотали по лестницам тяжёлые сапоги, зазвякали сабли, ударяясь о стены узких проходов, заскрипели двери, которые тюремщики с грохотом открывали, чтобы убедиться, на месте ли все заключённые.

С виду — обычная проверка. Но почему тогда здесь, в Тампле, командующий парижской армией? Почему он так тщательно обследует весь этаж, на котором живут королева со своей невесткой? Почему суетится прислуга у орудий замка? Почему принимаются новые, экстраординарные меры безопасности? Почему отдан приказ выдать охране сегодня на ночь боевые патроны, а прислуге оставаться возле орудий и ночевать на лафетах?

Позже королева узнает, что вся эта суматоха объяснялась одним весьма знаменательным событием. Союзники захватили Валенсьенн. Теперь дорога на столицу иностранным армиям была открыта. Там, в Валенсьенне, когда-то находился полк её любимого де Ферзена. Он, правда, сейчас в Брюсселе и там требует у своего командования немедленно выслать на Париж кавалерийский корпус, который легко захватит французскую столицу, тем более что перед ней нет никаких революционных войск, а в амбарах по дороге полно припасов и фуража.

В Тампле были приняты все меры предосторожности. Комитет безопасности не до конца доволен ими, всё ещё существует серьёзная опасность. Может, удастся обменять жизнь Марии-Антуанетты на приемлемый мирный договор?

В тот же день, первого августа, Барер, отвечая на запросы депутатов конвента, заявил:

— Разве вы не видите, что во всём виновато наше попустительство преступлениям, совершенным этой «австриячкой», наше безразличие к семье Капетов? Поэтому наглеют наши враги, поэтому они угрожают Парижу. Пора вырвать со всеми корнями и отростками королевское отродье!

Без всяких колебаний конвент принял решение вызвать «вдову Капета» в революционный трибунал.

Когда эта новость достигла Брюсселя, то и союзники, и французские эмигранты поняли, что это — конец: пробил последний час королевы. Чтобы оттянуть её гибель, в Брюсселе отказались от предложенного де Ферзеном плана.

   — Теперь остаётся только одно — ждать.

Правительство недолго тянуло с исполнением своей угрозы. В два часа ночи с первого на второе августа Марию-Антуанетту разбудил резкий стук в дверь. К ней вошли четверо комиссаров, посланцев конвента, во главе со знакомым Мишони, который зачитал ей декрет. В соответствии с ним вдова Капет в силу того, что против неё выдвинуто обвинение, переводилась в тюрьму Консьержери.

Мария-Антуанетта молча слушала. Она отлично знала, что любое обвинение Революционного трибунала заведомо означает смертный приговор, и из Консьержери никто живым не выходит. Она была спокойна. С помощью дочери и золовки стала собирать свои вещи. В присутствии мужчин, которые отказались выйти, оделась.

Теперь предстоит самое страшное — прощание с дочерью и Елизаветой. Она обняла их, сказала на прощание, чтобы «они мужались и заботились о своём здоровье», и стала спускаться по лестнице. Двенадцать раз ей пришлось наклонить голову, чтобы не стукнуться о низкие перекладины. Перед, последней, тринадцатой, она забыла вовремя нагнуться и сильно, до крови, поранила себе лоб.

   — Вам больно, мадам? — спросил подскочивший к ней Мишони.

   — Нет, — ответила она спокойно. — Теперь уже ничто на свете не может причинить мне боль...

В три часа ночи к мрачной тюрьме Консьержери с грохотом подъехало несколько телег. Заспанный надзиратель Ришар — под этим именем скрывался сам начальник тюрьмы — достал толстую арестантскую книгу, чтобы занести в неё имя гражданки вдовы Капет, 280-й по счету узницы, которой предъявлено обвинение в «заговоре против Франции». Здесь перебывали сотни, тысячи узников. И вот после герцогов, графов, епископов, священников, торговцев и простых людей, после многочисленных жертв всех трёх сословий наступил черёд и самой королевы Франции. Её ввели в приготовленную заранее камеру. Она огляделась. Железная кровать, матрац, плетёное кресло, подушка, тонкое одеяло, кувшин для умывания и старый ковёр на сырой стене.

Мария-Антуанетта вешает на гвоздь, вбитый в стене, часы. Нужно следить за временем. Сколько ей ещё осталось жить? Она медленно раздевается и ложится на жёсткую кровать. Дверь закрывается. Грохочет засов. Несколько поворотов ключа в замке. Всё. Начинается последний акт трагедии.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Консьержери — об этом знает каждый мальчишка в Париже — особая тюрьма, тюрьма для самых опасных государственных преступников. Если чьё-то имя вносят в список её постояльцев, то считай, что ему подписали приговор о смерти. Здесь распорядок дня куда более суров по сравнению с другими тюрьмами, где сидят узники революции. Древнее каменное строение с толстыми, звуконепроницаемыми стенами, тесные камеры с обитыми железом дверьми, на каждом окне — массивная решётка. На протяжении столетий тут совершенствовалась система охраны, а во времена революции в связи с тем, что сюда в большем количестве направлялись жертвы массового террора, она постоянно ужесточалась, чтобы, не дай бог, не допустить не только побега, но даже общения осуждённых с нежелательными лицами. Здесь уже не передашь письма, даже маленькой записочки. Надзиратели опытные, суровые, недоступные и неподкупные. Все проходят через тщательный отбор, и после этого их ещё долго муштруют, обучая всем тонкостям ремесла. Ружья охраны постоянно заряжены боевыми патронами.