Королева ангелов - [13]

– Господин Альбигони не преувеличивал. Он готов вложить все свое личное состояние в ваш проект.

– Просто чтобы узнать, из-за чего Голдсмит слетел с катушек?

– Да. Затем мы передадим его ЗОИ Лос-Анджелеса целым и невредимым для суда.

– Вы не хотите, чтобы я его лечил, – только обследовал? – Рука Мартина задрожала. Он не мог поверить, что из него делают такого Фауста.

– Только обследование. Если существуют ответы, которые можно найти, найдите их. Если вам не удастся получить ответы, достаточно будет честной попытки. Господин Альбигони продолжит финансировать вас. ИПИ будет официально открыт.

– Какая роль отводится Кэрол – степень ее участия, помимо того, что она была корректологом вашей дочери?

Мгновение Альбигони молча смотрел в стол, затем полез в карман и достал карточку с выгравированными буквами «J N M».

– Когда примете решение, вставьте эту карточку в свой телефон. Скажите тому, кто ответит, просто «да» или «нет». Если ваш ответ будет «да», мы свяжемся с вами и договоримся.

Ласкаль выскользнул из кабинета, Альбигони последовал за ним.

– Подождите пожалуйста, – сказал Мартин, чья рука все еще дрожала. Он потянулся за карточкой. – Какие у меня гарантии? Как мне удостовериться, что вы меня профинансируете?

– Я не бандит, – тихо сказал Альбигони.

– Благодарю за уделенное нам время, господин Берк, – сказал Ласкаль. Они ушли. Мартин кинул карточку на скатерть возле стакана воды и понаблюдал, как танцует на трех буквах блик прошедшего через стакан света.

Затем он поднял карточку и положил в карман.

8

Я любил ее сильнее, чем она могла себе представить. Это наполняло меня чем-то, туманившим восприятие, – полагаю, обычное грандиозное следствие такой влюбленности. Для нее это было легкое увлечение, достаточное, чтобы внушить похоть. Похоти хватило примерно на тридцать семь дней, а затем меня отставили, разумно сочетая деликатность с решительностью, необходимой, чтобы убедить упрямого влюбленного осла. Ирония заключалась в том, что месяцем раньше я сам точно так же поступил с другой молодой женщиной, поэтому в свое время осознал коварную чрезмерную очевидность истинности принципа «око за око»: если бы я заполучил то, чего хотел по уверениям моего члена, то со стояком были бы проблемы. Тогда-то я и повзрослел, если не поумнел. Тогда-то я и записал всю эту чушь об экологии любви, которая меня прославила. Благодаря Джеральдине еще в старой глине был выдавлен один отпечаток.

– Не понимаю, почему тебя волнует Голдсмит.

Бремя верности.

Ричард с трудом довел рассказ до конца и окинул строгим взглядом слушателей. Их было семеро в углу этого зальчика, именуемого «Ранчо кофе, чая и вина» позади «Тихоокеанского литературно-художественного салона».

– По-прежнему не понимаю, почему ты беспокоишься об этом старом пердуне, – продолжал Ермак. Он макнул свой рыхлый белый пончик в красное вино, оставив на поверхности островки пудры. Двадцатилетний, самый молодой в этом зале, Ермак посматривал на Ричарда с легкой беззаботностью во взгляде. – Он был способен на что угодно. Дерьмовые авторы убивают нас каждый день. Смерть вонючей прозе.

Ультрима Патч Туле осторожно попробовала защитить Ричарда.

– Мы здесь говорим об убийстве, – сказала она тонким голосом, тихим как далекий шелест травы. Ультрима носила очки в проволочной оправе, не желая поправить плохое зрение даже физиотерапией.

– Пусть я здесь самый зеленый, но я вот что хочу сказать – он убил нас всех. – Ермак с недоверием осмотрел их скученную группу.

Ричард печально молчал, глядя на свои пять пальцев, упиравшихся в потертый дубовый шпон стола. Он не мог забыть мрачную решимость на лице зои, обвиняющем и сердитом; теперь вот это. Он попытался вспомнить, что последнее слышал от Голдсмита, и не смог. Возможно, ему придется внести много мелких правок. Он устал. Его все еще трясло от утренней встряски.

– Я хочу сказать…

– Да брось! – огрызнулся Ермак, резко поднимаясь из-за стола и со стуком опрокидывая свой стул. – Да, я зелен, можете осуждать меня за то, что я скажу, но я знал, что именно скажу по нашему вопросу. – Он презрительно фыркнул. – Вот что я могу сказать о предмете нашего обсуждения.

– Сядь, – приказал Джейкоб Уэлш. Ермак поднял стул и сел, бегая глазами и поводя носом, как собака при свистке дрессировщика. – Прошу прощения за рвение моего друга, но он несколько утрирует.

– Не могу отрицать, – сказала Ультрима, – что Голдсмит не очень-то очаровывал в последнее время. И не часто показывался.

– Он убил их, – сказал Ричард. – Он, один из нас, убил их. Разве мы не беспокоимся о своих?

– У меня нет «своих». Я сам по себе, – сказал Ермак, состроив гримасу. – Позвольте процитировать пердуна: «Я не пытаюсь добиться – я добиваюсь».

– Ты прочитал и запомнил, – уличила его Ультрима с сияющей улыбкой.

– Как и все мы, – ответил Ермак на кивок Уэлша. – Приношу извинения за мою вспышку. Ричард, нас восхищает твоя заботливость и твой возраст, но вряд ли прежние заслуги Голдсмита имеют значение. Он бросил нас, даже когда ходил сюда, бросил нас ради поклонения Комплексам, и никакой теневик больше не сможет уважать его, даже ты.