Король забавляется - [19]

— Ну… они ведь могут быть непозволительно грубы в ответ, — хмыкнул он. — Во всяком случае — попытаться. Чтобы я почувствовал… хотя бы интерес. Кеннет аф Крейг — ничто. И ничем его сделала ты.

Он поднял руку, предупреждая вспышку ее возражений.

— Что можно сказать в защиту мужчины, который таскается за тобой следом, как нитка за иглой? Разве то, что бедняга это сознает?

Замороженный мозг Аранты тем не менее разродился метафорой, вроде того, что ни игла без нити, ни нить без иглы для шитья не пригодны, и более того, когда дело сделано, именно нить удерживает соединенными вместе разрозненные детали кроя. Иголка больше не нужна. Однако сейчас оба они вряд ли были расположены к многословным красивостям.

— Он твой офицер, — хрипло напомнила она. — Его кровью куплено твое королевство.

— Кровью и еще много чем другим, — возразил Рэндалл. — Я сожалею. Но Кеннет аф Крейг исполнил миссию своей жизни, и я говорил тебе, что для него самого было бы лучше умереть на пике чести и славы, не испытав разочарования, тогда, когда, как нам казалось, мы завоевали для себя весь мир.

— Ну да. Одни получили чуть больше, другим досталась только честь. Хочу дать тебе совет, король. — В ее голосе прорезались визгливые интонации старой ведьмы. Наверное, она когда-нибудь станет ею. Если доживет. — Никогда не говори «сожалею». Тебе это не дано.

— Ты хорошо меня знаешь, — согласился Рэндалл. — Ты знаешь меня в каждый мой момент, а не после, когда я уже изменился. Ты для меня единственный человек… в своем роде. Ну а что касается мэтра библиотекаря… — Он неожиданно потряс головой, будто отгонял наваждение. — Он — Брогау. Этим все сказано. Все! Я с детства не видел Клемента, старшего из сыновей Узурпатора, и не знаю, насколько верно передается в их роду семейное сходство, но этот… у него и лицо, и движения отца. А тот был самым опасным и сильным хищником королевства. Если бы не кровь де Камбри в их жилах, мне стоило бы уничтожить его щенков как потенциальную опасность, не раздумывая ни минуты.

— Приятно сознавать, что ты способен на сентиментальность.

— …хотя почему, собственно, я должен сохранять ему жизнь? — Он огляделся по сторонам. — Я выиграл войну, чернь обожает меня по праву силы, и сэр Эверард не посмотрит на меня укоризненно. Никто никогда не посмеет меня упрекнуть.

— Потому что я прошу тебя об этом.

— Однажды, — разомкнул Рэндалл посиневшие губы, — мне придется пренебречь твоей просьбой. Представители этой фамилии отняли у меня всех, кого я любил… начиная с матери. Мэтр Эйбисс. — Он скривил губы, стараясь удержать лицо. — Безобидный, как кусок хлеба. Сэр Эверард де Камбри. Первый и главный из создателей моей победы, без которого не было бы ничего. Каждый раз, когда мне причиняют боль, Брогау так или иначе к этому причастны. Мне хочется выплюнуть это проклятое имя.

— Уриен всего лишь библиотекарь.

— Он мне не друг.

— Но ведь от самого тебя зависит, станет ли он врагом. Знаешь, — она помолчала, определяя вес чужой тайны, — отец ведь бил его, когда хотел отвадить от книжной дури. Вряд ли Уриен так уж склонен лелеять в себе семейственность. Ручаюсь, что если ты оставишь его в покое, он будет сидеть себе тихонько в библиотеке, пока не пропитает собой книги. К тому же он лицо духовное. Можно устать, перечисляя, на что он не имеет права. Тогда как — вспомни! — он мог быть принцем.

— Ты что же, думаешь, что монахи не умеют интриговать, пакостить и добиваться своего? На твоем месте я бы задумался: если у него хватило духу поставить на своем с таким отцом, каким был Гайберн Брогау, то парень может быть поистине страшен.

— Мы говорим о разных людях?

Волна жара, оживившая Аранту, когда она защищала Кеннета и свои представления о нем, спала, когда Рэндалл перевел разговор на Уриена Брогау. Цепенея сердцем, она чувствовала, что доводы ее неубедительны. Дело, по-видимому, упиралось в ее собственную убежденность. Потому что где-то она знала, что Уриен Брогау опасен. Просто она старалась уверить себя, будто держит его в руках. И впредь способна удерживать. Так получилось, что из всего на свете она ценила лишь жизнь, которую вокруг нее отнимали с такой легкостью и таким чувством правоты. Что бы она о нем ни думала, ей хотелось сохранить ему жизнь. Но тем не менее она знала, что лжет. И ложь наполняла ее холодом, как свинцом. Однако ни в коем случае нельзя позволить Рэндаллу Баккара выкосить вокруг нее пустое пространство.

— А знаешь ли, — сказал Рэндалл, вдруг понижая голос, — о чем я иногда размышлял, стоя у его гробницы? Я думал о том, как работает мой дар. Если постоянной практикой доказано, что в моих силах заставить людей быть героями, как мне того хотелось, то не сам ли я виновен в том, что Гайберн Брогау попытался убить меня? Ведь я с самого детства видел в нем только злодея. Что еще ему, в сущности, оставалось? Он сделал все, чего я от него ожидал. Не потому ли, что ему попросту некуда было деваться? А кстати, как ты думаешь, может Уриен обеспечить мне лояльность Клемента?

Аранта промолчала, пожав плечами.

— Если бы речь шла о старом волке, о Гайберне, уверен, он не дал бы слабины, даже если бы я у него на глазах перерезал горло всем его отпрыскам, включая девочек. Однако мне неизвестно, насколько сильны взаимовыручкой мальчишки Брогау.