Король Шаул - [88]
Посмотрим, как они будут стоять, когда их прижмут колесницы – думал серен Дора и улыбался. Он дождался, пока улеглась пыль от последней колесницы, подозвал свою, забрался в неё и приказал колесничему двигаться за атакующей цепью.
Солнце пошло уже на закат, когда серен Дора подъехал к месту боя. Он двигался медленно, вглядываясь в затухающее сражение.
Иврим оставалось совсем немного, но, отступая, они достигли леса у подножья горы Гильбоа. О пни этого леса, о густую линию сосновых стволов уже разбились передние колесницы, а следующие влетали в их обломки, и лошади запутывались, мешая друг другу. Теперь из-за деревьев, из-за груды вражеских колесниц иврим отбивались от спешенных филистимских колесничих, которые продолжали атаку.
– Луки! – закричал, подъезжая, серен Дора. – Луки!
– Луки-луки-луки! – пробежало по рядам филистимлян.
Солдаты басилевса стали прятаться за деревьями и оттуда обстреливать врага. И война против Шаула сделалась жестокой. И разили его воины, стреляющие из луков.
Положение иврим сделалось окончательно скверным. Отовсюду слышались хлопки: сухой – от тетивы и через секунду сочное врубание наконечника в тело. Промахнуться было трудно. От земли поднимались крики и стоны раненых.
Филистимляне отбросили луки и с мечами и копьями набросились на тех иврим, кто ещё держался на ногах.
Король Шаул, которому стрела рикошетом рассекла лоб, крушил наседавших врагов боевым топором. Оруженосец Миха прикрывал царя от стрел большим круглым щитом. Сзади через шум боя к ним доносился голос вестового, выкрикивавшего имена убитых:
– Князь Яхмай! Ицхак бен-Гируш! Твой сын Авинадав! И другой твой сын, Йонатан!..
Вестовой умолк, видимо, отбился от колесничих, перескочил на новое место и опять стал выкрикивать в сторону короля:
– Твой сын Малкишуа!..
И убили филистимляне Йонатана и Авинадава, и Малкишуа – сыновей Шаула.
Миха за спиной Шаула прокричал:
– Авдон, твой вестовой!
Шум боя вокруг короля стал затихать, зато в предсмертный рёв обратились крики раненых – иврим и филистимлян. Солдаты басилевса ещё не догадывались, кого они окружили и добивают, но удивлялись упорству маленького отряда туземцев.
Король Шаул уже ни о чём не думал. Из тела его торчало несколько стрел, а лицо заливала кровь из раны на лбу. Но и теперь Шаул не подпускал к себе врагов. Оруженосец за спиной молчал. Только по лязганью стрел о щит Шаул догадывался, что Миха жив и прикрывает его сзади. Вращая топором, король расшвыривал нападавших. Филистимляне падали, отбегали и опять издалека били по нему из луков.
Вдруг Шаул понял, что слабеет и сейчас потеряет сознание и окажется в плену.
– Миха! – крикнул он. – Убей меня!
– Не могу, Шаул, – Миха вскинул щит, и Шаул услышал, как, звякнув, отлетело и ударилось о землю копьё.
– Миха! – проревел король. – Я тебе приказываю! Не хочу, чтобы меня добили необрезанные!
– Нет, Шаул.
– Трус! – простонал король.
– Зеева убили! – выкрикнул Миха.
Шаул наклонился за мечом и в ту же минуту над ним просвистел дротик. Это Бог не даёт врагам убить меня, – подумал король. – Значит, пора самому.
Не разгибаясь, он нащупал щель между двумя огромными камнями, вставил туда рукоять меча, потом распрямился во весь свой гигантский рост. Кровь заливала лицо, он смахивал её с мохнатых бровей и с век и искал взглядом на земле тела сыновей. И тут сквозь доспехи его достала ещё одна стрела, хрустнула меж рёбер и закачалась.
Шаул закричал и упал на сияющее острие меча.
Мгновенно стихла битва. Остановились изумлённые филистимляне. И тогда у них на глазах не то запел, не то закричал оруженосец великана – последний из ещё живых бойцов-иврим. Он шагнул вперёд, выбрал место рядом с телом своего короля, вложил между камнями обломок копья, кинулся на него, дёрнулся и затих навсегда.
Так умер Шаул и три сына его, и оруженосец его, и все люди его в тот день – вместе...
На рассвете следующего дня филистимляне обнаружили трупы короля Шаула и принцев. Доложили Ахишу. Он тут же пришёл, и солдаты впервые за эти дни увидели своего басилевса довольным. Мертвецам отрубили головы и вместе с личным оружием отправили эти трофеи на побережье. Процессия с музыкантами и жрецами, обходила храмы Дагона и Астарты, продвигаясь от города к городу. Народ ликовал, с удивлением разглядывая огромный боевой топор туземного короля. Обезглавленные тела Шаула и его сыновей были прибиты к стенам только что завоёванного города Бет-Шаана, и новоназначенный глава города приказал, чтобы трупы висели, пока не будет построен храм Дагона. Утром в город вошли с семьями и скарбом филистимляне с побережья.
И когда увидели иврим <...>, что умерли Шаул и сыновья его, то оставили они селения свои и бежали. И пришли филистимляне, и поселились там.
Давид проснулся рано, выбрался из палатки и направился в степь, начинавшуюся сразу за Циклагом, пока ещё не поднялись его люди, пока тихо в Божьем мире. Солнце уже взошло, и Давид удивился отсутствию птиц в воздухе: ни упругого полёта синиц, ни короткого перепева трясогузок. Войдя в высокую траву, он увидел поляну, где по сырой после дождя земле ходила пара цапель, осторожно переставляя чёрные ноги. Иногда круглые, ярко-жёлтые глаза цапель загорались, шея изгибалась, узкий оранжевый клюв выхватывал из кустов червяка, шея опять вытягивалась в сияющую белую линию, и цапля с усилием глотала добычу. Полюбовавшись птицами, Давид пошёл обратно. Выйдя из травы, он оказался на плато, устланном камнями. Камни – коричнево-серые обломки неведомой горы, жили своей жизнью, независящей от жизни людей, и рядом с ними. Давиду не раз приходилось расчищать от камней поле перед пахотой, брать в руки их влажные со стороны земли тела, отбрасывать с участка, а потом строить из них ограду или стену дома. На новом месте камни жили по–другому, Давиду – хотелось коснуться их рукой, рассмотреть рисунок трещин, отверстий и ямок. Ицхак бен-Гируш, музыкант Божий, шутил, что Господь разбросал так много камней, чтобы Земля Израиля не отделилась от земли и не улетела на небо.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Давид Малкин – автор восьми книг и более сотни публикаций, обладатель нескольких престижных литературных премий.Роман «Король Шломо» входит в серию романов-биографий древнееврейских королей «Золотой век еврейской истории», написанных Давидом Малкиным за 25 лет его жизни в Израиле. Все книги основаны на летописях Танаха («Ветхого Завета»), сочинениях древних и современных религиозных мыслителей, а также на новых открытиях историков и археологов.Книга предназначена для широкого круга читателей, интересующихся древнееврейской историей.
В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).
В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.
Тяжкие испытания выпали на долю героев повести, но такой насыщенной грандиозными событиями жизни можно только позавидовать.Василий, родившийся в пригороде тихого Чернигова перед Первой мировой, знать не знал, что успеет и царя-батюшку повидать, и на «золотом троне» с батькой Махно посидеть. Никогда и в голову не могло ему прийти, что будет он по навету арестован как враг народа и член банды, терроризировавшей многострадальное мирное население. Будет осужден балаганным судом и поедет на многие годы «осваивать» колымские просторы.
В книгу русского поэта Павла Винтмана (1918–1942), жизнь которого оборвала война, вошли стихотворения, свидетельствующие о его активной гражданской позиции, мужественные и драматические, нередко преисполненные предчувствием гибели, а также письма с войны и воспоминания о поэте.